Пашка из Медвежьего лога
Шрифт:
По болоту плывут маленькие обрывки бледно-пунцовых облаков. Тени становятся все гуще и все менее прозрачными. Мы не шевелимся - оба во власти загадочной тишины…
День уходит. Еще воркуют влюбленные горлинки, еще поет конек вечернюю молитву и посвистывает дрозд, а козодой - большеротый ночной крылатый хищник - уже овладевает лесом, наполняет окрестности болот однотонными, как журчанье ручейка, звуками и носится черной бесшумной тенью по перелеску.
Стучат дятлы, над болотами кружится пара ястребов, гудит комар…
Пашка облегченно вздыхает, подкладывает под себя хвою. Еще несколько минут - и густой сумрак окутает тихие болота.
Неожиданно в перелеске зародился и смолк непонятный звук. Мы оба обрадованно насторожились: то ли кто-то, сожалея о минувшем дне, вздохнул, то ли это был один из необъяснимых звуков засыпающей природы.
В тишине отчетливее и ближе гремит речка. За болотом в перелеске перекликаются пеночки, карауля покой земли.
И вдруг какая-то длинная тень прошмыгнула мимо скрадка, прилипла к кочке, замерла.
– Кто это?
– спрашивает шепотом Пашка.
– Колонок.
Я прикладываю к глазам бинокль. Да, это он, рыжий бесстрашный хищник, вышел на охоту. Наверное, считает тихие болота своей вотчиной. Мы радуемся появлению живого существа и уже не выпускаем его из поля зрения.
Колонок вытянулся всем длинным тельцем из-за осоки, явно почуяв добычу. На кочке, у самого болота, сидит кряковая. Утка не чует опасности, занимается нарядом, клювом взбивает перья на спине, на груди и изредка прерывает свое занятие, чтобы посмотреть на беспокойное семейство сородичей, плавающее там же, возле бережка. Какая беспечность!
А колонок уже близко. Его соблазняет утиный запах. Бесшумной тенью пробирается он сквозь осоку - ближе, ближе к добыче. Вот он становится на задние лапы и замирает рыжим пенечком. Перед ним весь утиный табунчик. Но какое-то досадное препятствие заставляет хищника повернуть назад. Он изгибается, ползет змеей, в его шерсти глохнет шелест травы. Отползает метра полтора. Снова поворачивается усатой мордой к утке… Подбирается к ней слева… Добыча уже близко от него. Он пропускает задние ноги далеко вперед, пружинит спину, готовясь к прыжку…
– Да оглянись же, дура!
– шепчет Пашка. Я толкаю его в бок, заставляю замолчать.
А утка продолжает прихорашиваться, кокетливо вытягивает то одно, то другое крыло, роется красным носом в хвосте и, видимо, от удовольствия что-то шепчет на своем утином языке. Но в самый последний момент она все же обнаруживает опасность. С оглушительным шумом отрывается от кочки. Хищник чуточку запаздывает, виснет на крыле и срывается в воду с пучком перьев в зубах. Поодаль падает и кряковая.
Утиный крик, хлопанье крыльев по воде, панический взлет!
Колонок видит упавшую кряковую и снова бросается к ней. Тут мы становимся свидетелями трогательного
В густом лиловом сумраке растворились за болотом купы деревьев. Слух ловит тревожный шорох стеблей троелиста, всплеск воды: колонок выбирается на берег, стряхивает со своей полуоблезлой шубы воду, и слышно, как он торопливо идет по осоке.
Совсем темнеет синее небо в белых барашках. Все как будто успокаивается, не слышно и колонка. Только осока будто шепчет, предупреждает всех - не верьте тишине!
Еще какая-то тень появляется возле скрадка и исчезает. Присматриваюсь: это лиса. Она, вероятно, слышала крик уток, догадалась, что это разбойничает колонок, и решила проучить своего конкурента, напомнить ему, кому принадлежат тихие болота.
Лиса идет следом колонка/ подкрадывается к воде. Вот она затаилась. Долго ждет. Знает, хитрая бестия, что конкуренту может повезти в его ночных похождениях.
Вдруг хруст яйца, еще и еще. Слышно, как колонок от удовольствия сладко чмокает… И тут колонка накрывает лиса.
Писк, драка, возня, короткая погоня…
Колонок позорно бежал. Но не смирился с потерей добычи. В наступившей тишине слышно, как острые лисьи зубы дробят яичную скорлупу и как в бессильной злобе фыркает на нее маленький разбойник.
Опять все стихает.
В весенней тишине болот живет только едва уловимое эхо ночной жизни. Пробудившиеся бесчисленные корешки трав, цветов, деревьев и днем и ночью всеми своими мочками жадно сосут влагу из земли. Миллионы ночных жучков, пауков, букашек, оживших после зимней спячки, торопятся насладиться короткой жизнью. Они кормятся, преследуют друг друга, торопятся заполнить мир своим потомством. Но от всей этой ночной жизни доносится лишь слабый отзвук, уловимый только напряженным слухом.
Появляются летучие мыши. Они вылетают из дупла лиственницы, под которой мы сидим, и бесшумно исчезают в густеющем сумраке. Потом начинают беспрерывно носиться над болотами, звонко перекликаться. Оживают ночные крылатые хищники. Их много. Они наполняют шорохом таинственный мир болот. Суматошно мотается по редколесью в погоне за насекомыми козодой. Следом за ветерком прошмыгнула сова, вторая, третья. Пробил их час. Тысячи светлячков, больших и малых, блуждают по болотам, точно жонглеры вдалеке играют факелами. Раздается звонкий всплеск, шелест прошлогодней травы, и вдруг пронзительный крик кряковой у разоренного гнезда.