Пассажир из Франкфурта
Шрифт:
– Ах вот оно что! Занятно. Пожалуй, мне придется кое-что предпринять.
– Только избегай опрометчивых действий.
– Должен же я иногда поразвлечься!
– Послушай, старина, я надеюсь, ты не собираешься загубить собственную карьеру во имя своей неистребимой жажды юмора?
– Я уже почти пришел к выводу, что нет ничего скучнее карьеры.
– Знаю, знаю. Ты всегда придерживался такой точки зрения и, знаешь ли, не так уж и продвинулся в своей карьере, как следовало бы. А ведь когда-то у тебя были шансы попасть в Вену! Смотреть противно, как ты сам все себе портишь.
– Поверь мне, я веду себя предельно рассудительно и добропорядочно, – заверил приятеля сэр Стэффорд Най и добавил: – Не волнуйся, Эрик. Ты хороший друг, но,
Эрик с сомнением покачал головой.
Вечер был прекрасен. Сэр Стэффорд пошел домой пешком через Грин-парк. Переходя улицу в Бердкейдж-Уок, он чуть было не попал под вылетевшую прямо на него машину. Сэр Стэффорд был человеком спортивным и успел в один прыжок оказаться на тротуаре. Машина скрылась из виду. Сэр Стэффорд постоял немного в задумчивости: он готов был поклясться, что водитель намеренно пытался его сбить. Любопытная история. Сначала обыскали его квартиру, а теперь и его самого чуть не угробили. Возможно, это всего лишь случайное совпадение. И все же в своей жизни, часть которой прошла в диких местах и среди диких людей, сэр Стэффорд Най не раз встречался с опасностью, ему были знакомы, так сказать, ее вкус и запах. Сейчас он снова почувствовал ее. Кто-то явно охотится за ним, но почему? Насколько он понимал, вроде бы нигде не высовывался. Очень странно.
Сэр Стэффорд вошел в квартиру и поднял с пола почту. Ничего особенного, пара счетов и журнал «Лайфбоут», в котором он время от времени печатался. Он бросил счета на стол и снял обертку с журнала. Погруженный в свои мысли, он принялся рассеянно листать журнал и внезапно замер от удивления: между страницами, приклеенный липкой лентой, красовался его собственный паспорт, возвращенный таким странным способом. Он отодрал липкую ленту и раскрыл паспорт. Последний штамп свидетельствовал о его вчерашнем прибытии в Хитроу. Незнакомка, воспользовавшаяся его паспортом, жива и невредима, благополучно добралась до Англии и теперь вернула его. Где она теперь, хотелось бы знать?
Интересно, увидит ли он ее еще когда-нибудь? Кто она такая, куда исчезла и почему? У него было такое чувство, словно он ждал начала и понимал, что первый акт еще не окончен. Что, собственно, он видел? Старомодную одноактную пьесу, исполняемую перед началом основного спектакля: некая девушка, изъявившая нелепое желание выдать себя за мужчину, благополучно прошла паспортный контроль в Хитроу и, выйдя из аэропорта, затерялась в Лондоне. Нет, вряд ли он когда-либо с нею встретится. Это выводило его из себя. Он и сам не понимал, зачем, собственно, ему так необходимо ее увидеть: она была не так уж и хороша собой, ничего особенного. Хотя нет, это не совсем так: она была именно особенной, иначе ей не удалось бы без особых усилий, без неприкрытого женского кокетства, лишь простой просьбой о помощи убедить его сделать то, что он сделал. И она намекнула ему, что разбирается в людях и признала в нем человека, готового пойти на риск, чтобы помочь ближнему. «А ведь я и вправду рисковал, – подумал сэр Стэффорд. – Она могла бросить мне в стакан с пивом все, что угодно, и если бы пожелала, то в том дальнем углу зала ожидания нашли бы мой хладный труп. А если она разбиралась в лекарствах, а она, несомненно, в них разбиралась, то мою смерть объяснили бы сердечным приступом из-за высокого давления или еще чего-нибудь. Ладно, что толку думать об этом?» Скорее всего, он ее больше не увидит, и эта мысль вызывала у него досаду.
Да, он был раздосадован, и это ему не нравилось. Он размышлял на эту тему несколько минут, затем написал объявление для троекратной публикации в газете:
«Пассажир, прибывший во Франкфурт 3 ноября. Прошу связаться с лондонским попутчиком».
Больше ничего. Либо она объявится, либо нет. Если это объявление попадется ей на глаза, она поймет, кто его дал. Она воспользовалась его паспортом и знает, как его зовут, и смогла выяснить его адрес. Может быть, она свяжется
На следующее утро, отнеся объявление в газету и неторопливым шагом возвращаясь домой через парк Сент-Джеймс, он вдруг заметил осенние цветы – длинноногие чопорные хризантемы с золотисто-бронзовыми шапками. До него донесся их аромат, похожий, как ему всегда казалось, на запах козы, он напомнил ему о склонах холмов в Греции. Надо не забыть просмотреть колонку частных объявлений. Нет, пока еще рано, пройдет по крайней мере два-три дня, прежде чем опубликуют его объявление и кто-нибудь сможет поместить в той же газете ответ. И если ответ появится, то никак нельзя его прозевать, должен же он, в конце концов, знать, что происходит на самом деле!
Он попытался вспомнить не девушку из аэропорта, а свою сестру. Много лет прошло со дня ее кончины. Конечно, он ее не забыл, но почему-то никак не мог отчетливо представить себе ее лицо и поэтому злился. Собравшись перейти улицу, он остановился. Улица была пустынной, если не считать единственной машины, которая тащилась с величественным видом престарелой дамы. Развалюха, подумал он. Допотопный лимузин, «Даймлер». Он пожал плечами. И спохватился: что это он тут стоит, задумавшись, как идиот?
Он решительно шагнул на проезжую часть улицы, и тут вдруг развалюха, эта «престарелая дама», как он мысленно обозвал ее, с поразительной скоростью рванула вперед и понеслась на сэра Стэффорда так стремительно, что тот едва успел добежать до противоположного тротуара; сверкнув фарами, машина исчезла за поворотом.
«Очень интересно, – сказал себе сэр Стэффорд. – Неужели я кому-то не нравлюсь и этот кто-то за мной следит и ждет удобного случая?»
Полковник Пайкавей сидел развалясь в кресле в маленькой комнате в Блумсбери, где он имел обыкновение пребывать с десяти до пяти с коротким перерывом на обед, и утопал, как всегда, в густых облаках сигарного дыма, глаза его были закрыты и лишь иногда моргали, свидетельствуя о том, что он не спит. Голову он поднимал редко. Некий нахальный юнец однажды сказал, что он похож на гибрид древнего Будды и большой синей лягушки с некоторыми наследственными признаками бегемота.
Тихий звонок внутреннего телефона у него на столе прервал его сладостный сон. Он трижды моргнул и, открыв глаза, нехотя поднял трубку:
– Да?
Раздался голос его секретарши:
– К вам пришел министр.
– Неужели? А какой именно министр? Баптистский, из церкви за углом?
– О нет, полковник Пайкавей, это сэр Джордж Пэкхем.
– Жаль, – произнес, задыхаясь, полковник Пайкавей. – Очень жаль. Преподобный Макгилл гораздо занятнее. В нем чувствуется великолепный адский огонь.
– Мне проводить его к вам, полковник Пайкавей?
– Полагаю, он хочет, чтобы его проводили немедленно. И что это они все такие обидчивые? – мрачно проворчал полковник Пайкавей. – Обязательно нужно ворваться и устроить тут истерику.
Сэра Джорджа Пэкхема препроводили в кабинет полковника. Едва переступив порог, визитер закашлялся и захрипел; с большинством посетителей здесь происходило то же самое. Окна маленькой комнаты были плотно закрыты. Полковник Пайкавей снова откинулся в своем кресле, весь усыпанный сигарным пеплом. Атмосфера в кабинете была совершенно невыносимой, и сослуживцы полковника именовали его прибежище не иначе как «Кошкин дом».