Пассажир из Франкфурта
Шрифт:
– Ах это? Да, это была интересная история. Да, это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас говорим. Жена одного из сотрудников посольства, умная, высокообразованная женщина, очень хотела сама пойти послушать фюрера – я, конечно же, говорю о времени перед самым началом войны в 1939 году. Ей было любопытно испытать на себе воздействие ораторского искусства Гитлера. И она пошла. Потом, вернувшись, сказала: «Просто невероятно, невозможно себе представить. Конечно, я не очень хорошо понимаю по-немецки, но речь фюрера произвела на меня очень сильное впечатление. И теперь я знаю почему. Я хочу сказать, его идеи замечательны, они зажигают огонь в сердцах слушателей. Когда слушаешь его, то веришь, что все так и есть, как он говорит, и иначе быть не может: следуй за ним, и тебе откроется
Лорд Олтемаунт продолжал:
– На этом примере нетрудно убедиться в существовании серьезной опасности, о которой обычно забывают. Есть люди, обладающие способностью внушить слушателю свое видение жизни и событий, но не словами и даже не идеей, которую исповедуют сами. Это что-то иное, некая магнетическая сила, которой владеют немногие и с помощью которой они способны зажигать других и внушать им собственное видение. Может быть, это магнетизм личности, интонации голоса, может быть, какое-то излучение тела – не знаю, но нечто подобное, бесспорно, существует. Эти люди имеют магическую силу. Такой силой обладали великие религиозные проповедники, она присуща и людям, несущим в себе негативный заряд зла. Можно внушить людям веру в идею, в необходимость определенных действий, в результате которых наступит рай на земле, и люди поверят в эту идею, будут бороться за нее и даже с готовностью пойдут на смерть. – Понизив голос, он сказал: – У Яна Смэтса есть одно высказывание по этому поводу. Он сказал, что магия вождя, таящая в себе огромную созидательную силу, способна обернуться величайшим злом.
Стэффорд Най подался вперед:
– Я понимаю, что вы имеете в виду. То, что вы говорите, очень интересно, наверное, вы во многом правы.
– Но вы, конечно же, считаете это преувеличением?
– Не знаю. То, что на первый взгляд кажется преувеличением, очень часто оказывается сущей правдой. Просто раньше вы никогда с этим не сталкивались, и потому все представляется настолько странным, что не остается ничего иного, как принять все это на веру. Кстати, можно мне задать простой вопрос? Что в таких случаях делают?
– Если возникает подозрение, что происходит что-то подобное, первым делом необходимо все выяснить, – ответил лорд Олтемаунт. – Приходится действовать по методу киплинговского мангуста: пойди и узнай. Узнай, откуда приходят деньги, и откуда приходят идеи, и каков, если можно так выразиться, механизм действия. Кто всем этим заправляет. Как вы понимаете, там должны быть начальник штаба и главнокомандующий. Вот все это мы и пытаемся выяснить. И хотели бы попросить вас о помощи.
Это был один из тех редких случаев в жизни сэра Стэффорда Ная, когда его застигли врасплох. Обычно, какие бы чувства он ни испытывал, ему всегда удавалось их скрыть, но на этот раз все происходило иначе. Он переводил взгляд с одного лица на другое; смотрел на мистера Робинсона, с его бесстрастным желтым лицом и сверкающими зубами, на сэра Джеймса Клика – довольно нахальный тип, подумал сэр Стэффорд, но тем не менее в своем роде он явно полезный человек – верный пес, как мысленно окрестил он его. Он взглянул на лорда Олтемаунта: голова его покоилась на спинке кресла, и неяркий свет лампы придавал его облику сходство со статуей святого в нише какого-нибудь кафедрального собора. Средневековый мученик. Великий человек. Да, Олтемаунт был одним из великих людей прошлого, в этом сэр Стэффорд Най не сомневался, но теперь он уже старик. Отсюда, подумал он, и нужда в услугах сэра Джеймса Клика и помощи его, сэра Стэффорда. Потом он перевел взгляд на загадочное, невозмутимое создание, сидевшее в стороне от всех, на ту,
– Но послушайте, – произнес Стэффорд Най, отбросив всякую официальность и напустив на себя вид школьника из далеких времен своей юности. – Какого черта, я-то здесь при чем? Что я-то знаю? Честно говоря, я ведь даже в своей профессии ничего особенного не достиг, в министерстве иностранных дел меня вообще олухом считают!
– Нам это известно, – сказал лорд Олтемаунт.
Настала очередь сэра Джеймса Клика улыбнуться, что он и сделал.
– Это даже к лучшему, – заметил он и добавил извиняющимся тоном, обращаясь к лорду Олтемаунту в ответ на его хмурый, неодобрительный взгляд: – Простите, сэр.
– Это комитет по расследованию, – сказал мистер Робинсон. – Речь не о том, чем вы занимались в прошлом и что могут о вас думать другие. Нам сейчас необходимо подобрать людей для проведения расследования. В данный момент наш комитет совсем невелик. Мы просим вас войти в него, поскольку считаем, что вы обладаете определенными качествами, которые могут помочь в расследовании.
Стэффорд Най взглянул на человека из службы безопасности:
– Что вы думаете об этом, Хоршем? Я не верю, что вы с этим согласны.
– Почему бы и нет? – ответил тот.
– Вот как! И что это у меня за «качества» такие, как вы выражаетесь? Честно говоря, сам я в них не верю.
– Вы не из тех, кто поклоняется героям, – объяснил Хоршем, – и это очень важно. Вы из тех, кто видит лжеца насквозь. Вы не принимаете людей за тех, за кого они себя выдают или кем их считают другие. Вы оцениваете их по своим меркам.
«Се n’est pas un garcon s'erieux», – вспомнил сэр Стэффорд Най. Странный критерий для поручения ему сложного и важного задания.
– Должен вас предупредить, – сказал он, – что мой главный недостаток, который бросается в глаза и который стоил мне нескольких престижных должностей, довольно хорошо известен. Я, так сказать, недостаточно серьезен для такой важной работы.
– Хотите – верьте, хотите – нет, – ответил мистер Хоршем, – это как раз одна из причин, по которым они намерены вас привлечь. Я ведь прав, ваша светлость, не так ли? – Он посмотрел на лорда Олтемаунта.
– Государственная служба! – воскликнул лорд Олтемаунт. – Позвольте мне вам сказать, что очень часто одним из самых серьезных недостатков государственной службы является как раз то, что человек на такой службе относится к себе слишком серьезно. Нам кажется, что вы не из их числа. Во всяком случае, так считает Мэри-Энн.
Сэр Стэффорд Най посмотрел в ее сторону. Значит, теперь она уже не графиня, а опять превратилась в Мэри-Энн.
– Вы не возражаете, если я спрошу вас, – обратился он к ней, – кто же вы, в конце концов, на самом деле? Вы настоящая графиня?
– Абсолютно настоящая. Geboren, как говорят немцы. У моего отца прекрасная родословная, он был хорошим спортсменом, великолепно стрелял, и у него был весьма романтичный, но несколько обветшалый замок в Баварии. Замок все еще существует. Поэтому у меня сохранились связи с множеством людей в Европе, которые продолжают кичиться своим происхождением. Обедневшая и обносившаяся графиня первой усаживается за стол, а богатая американка с баснословным банковским счетом вынуждена ждать, когда до нее дойдет очередь.
– А как насчет Дафны Теодофанос? Откуда она взялась?
– Просто удобное имя для паспорта. Моя мать была гречанкой.
– А Мэри-Энн?
Стэффорд Най чуть ли не впервые увидел улыбку на ее лице. Она взглянула на лорда Олтемаунта, потом – на мистера Робинсона и наконец ответила:
– Дело в том, что я как бы служанка на все случаи жизни, езжу туда-сюда, что-то ищу, что-то перевожу из одной страны в другую, выметаю пыль из-под ковра, делаю все, что угодно, езжу куда угодно и улаживаю всяческие недоразумения. – Она вновь посмотрела на лорда Олтемаунта: – Ведь правда, дядя Нед?