Пассажиры с пурпурной карточкой
Шрифт:
Затем она вылетает на сухой участок пола и, вскрикнув, валится вперед. Все же она успевает выплеснуть содержимое стакана, и очень точно.
Чиб вскрикивает, почувствовав на коже крутой кипяток, – боль такая, будто ему сделали обрезание без наркоза.
Бенедиктина, лежа на полу, смеется. Чиб скачет по комнате и вопит, выронив одежду и банку, он хватается рукой за обожженные места. Ему удается совладать с собой; он прекращает прыжки и гримасы, хватает Бенедиктину за правую руку и выволакивает ее из дома. В этот вечер на улицах Беверли Хиллз довольно много людей, они увязываются
У толпы есть потом о чем посплетничать – после того, как Бенедиктина и Чиб выбираются из озера и бегут домой. В толпе переговариваются и смеются довольно долгое время, тогда как работники очистной службы собирают пену с улиц и поверхности озера.
– У меня так все болело, я не могла ходить целый месяц! – визжит Бенедиктина.
– Ты сама напросилась на это, – говорит Чиб. – Теперь не надо жаловаться. Ты сказала, что хочешь ребенка от меня, и говорила таким тоном, что можно было поверить.
– Наверно, у меня в голове в тот момент помутилось! – говорит Бенедиктина. – Нет, неправда, я никогда не говорила ничего подобного! Ты врал мне! Ты силой взял меня!
– Я никогда и никого не брал силой, – говорит Чиб. – И ты знаешь это. Хватит скулить. Ты свободная личность, и ты согласилась добровольно. У тебя была свобода выбора.
Поэт Омар Руник встает со стула. Это высокий, худой парень с бронзовой кожей, орлиным носом и очень толстыми красными губами. Его курчавым, сильно отросшим волосам придана форма «Пекуода», того легендарного корабля, который нес на себе сумасшедшего капитана Ахаба, и его сумасшедший экипаж, и Ишмаэля, единственного, кто спасся вслед белому киту. В прическе переданы и бушприт, и корпус, и три мачты, и реи, и даже лодка на шлюпбалках.
Омар Руник хлопает в ладоши и кричит:
– Браво! Настоящий философ! Итак, свобода выбора; свобода познавать Вечные Истины, если таковые имеются, или же выбрать Смерть и Вечное Проклятие! Я пью за свободу выбора! Встать, Юные Редисы! Выпьем тост за нашего предводителя!
И вот начинается.
.
.
.
.
.
.
.
. . . . .
Сумасшедшая вечеринка
Мадам Трисмегиста зовет:
– Давай погадаю тебе, Чиб! Посмотрим, что предсказывают звезды через мои карты!
Он присаживается за ее столик, а его друзья подходят и становятся рядом.
– Итак, мадам, как мне выбраться из этих неурядиц?
Она тасует колоду и переворачивает верхнюю карту.
– Боже! Туз пик!
– Тебе предстоит долгая дорога!
– В Египет! – восклицает Руссо Рыжий Ястреб. – Нет, Чиб, не надо ездить туда! Лучше поехали со мной в прерии, где бродят бизоны и где…
Переворачивается еще одна карта.
– Вскоре тебе встретится прекрасная брюнетка.
– Чертова арабка! Только не это, Чиб, скажи, что это неправда!
– Вскоре тебя ожидают великие почести.
– Чиб получит премию!
– Если получу премию, мне не надо будет ехать в Египет, – говорит Чиб. – Мадам Трисмегиста, при всем уважении
– Прошу не издеваться, молодой человек. Я не вычислительная машина. Я настраиваюсь на частоту твоих душевных колебаний.
Щелк: еще одна карта.
– Большая опасность грозит тебе – и твоему телу, и твоей душе.
Чиб говорит:
– Я подвергаюсь ей по крайней мере раз в день.
Щелк.
– Близкий тебе человек умрет дважды.
Чиб бледнеет, потом овладевает собой и говорит:
– Трус умирает тысячу раз.
– Тебе предстоит путешествие во времени, ты вернешься в прошлое.
– Ну и ну! – говорит Рыжий Ястреб. – Этак вы превзойдете саму себя, мадам. Осторожней, а то наживете психическую грыжу и придется носить бандаж, чтобы она не вывалилась.
– Смейтесь, если нравится, негодяи! – говорит мадам. – Есть иные миры помимо нашего. Карты не могут обманывать, особенно если они в моих руках.
– Гобринус! – зовет Чиб. – Еще кувшинчик пива для мадам!
Юные Редисы возвращаются к столу – это диск без ножек, его удерживает в воздухе гравитационное поле. Бенедиктина бросает гневный взгляд в их сторону и начинает перешептываться о чем-то с другими среднелетками. За столиком по соседству сидит Пинкертон Легран, агент госорганов, лицом к ним, чтобы фидеокамера захватывала их сквозь пиджак с секретом: материя просвечивает только в одну сторону. Все знают, что он следит и подслушивает. Он знает, что они знают, и уже докладывал об этом своему начальству. Он хмурится, увидев, что входит Фалько Аксипитер. Леграну не нравится, что агент из другого управления суется в дело, которым занимается он. Аксипитер даже не смотрит на Леграна. Он заказывает чайничек чая и притворяется, что кидает в него таблетку, которая, реагируя с дубильной кислотой, производит попводяру – по.
Руссо Рыжий Ястреб подмигивает Чибу и говорит:
– Так ты считаешь, что действительно можно парализовать жизнь всего Лос-Анджелеса одной бомбой?
– Тремя бомбами! – говорит Чиб так громко, чтобы фидеокамера Леграна записала его слова. – Одна под пульт управления на опреснительном заводе, вторая – под дублирующий пульт, третья – на распределитель большой трубы, которая подает воду в резервуар на Двадцатом горизонте.
Пинкертон Легран бледнеет. Он допивает залпом свое виски и заказывает еще порцию, хотя выпил он уже изрядно. Он нажимает кнопку на фидеокамере для срочной передачи сверхсекретной информации. Лампочки мигают малиновым светом в Главном управлении; трезвонит звонок; начальник просыпается так резко, что падает со стула.
Аксипитер тоже все слышит, но остается неподвижным, с мрачным лицом, нахохлившись, похожий на диоритовое изображение ястреба из гробницы фараона. Одна мысль владеет им, его не отвлечь разговорами о затоплении Лос-Анджелеса, даже если начнется их осуществление. Выслеживая Старика, он пришел сюда в надежде использовать Чиба в качестве отмычки к дому. Одна «мышь», как он называет преступников, за которыми гоняется, – одна «мышь» приведет в нору другой «мыши».
– Как думаешь, когда мы сможем приступить к действиям? – спрашивает Хьюга Уэллс-Эрб Хайнстербери, писательница-фантаст.