Пассажиры с пурпурной карточкой
Шрифт:
– Примерно через три недели, – отвечает Чиб.
В Главном управлении начальник полиции проклинает Леграна: зачем тот побеспокоил его? Тысячи молодых парней и девиц выпускают пар, сочиняя заговоры, диверсии, убийства, мятежи. Он не понимает, зачем эти юные негодяи ведут подобные разговоры, ведь им выдают все, что надо, и бесплатно. Будь его воля, он побросал бы их в каталажку, чтобы их там попинали для острастки.
– А после всего придется рвануть куда-нибудь в глушь, – говорит Рыжий Ястреб. Его глаза блестят. – Скажу вам, ребята, лучшее в мире – быть свободным человеком,
Рыжий Ястреб верит в этот заговор по уничтожению Лос-Анджелеса. Он счастлив, потому что, пребывая в объятиях Матери-Природы, истосковался, хоть и не признается в этом, по интеллектуальному общению. Другие дикари слышат приближение оленя за сто шагов, вовремя замечают гремучую змею в кустах, но они глухи к поступи философской мысли, к шелестению Ницше, распевам Рассела, гоготанию Гегеля.
– Необразованные свиньи! – говорит он вслух.
Остальные спрашивают:
– Что?
– Ничего, ребята, послушайте, вам-то хорошо известно, как хорошо жить в лесах. Вы были в Корпусе охраны дикой природы…
– Я был в отряде Д-4, – говорит Омар Руник. – Я подхватил сенную лихорадку.
– Я работал над своей второй диссертацией, – говорит Гиббон Тацитус.
– Я был в оркестре Корпуса, – говорит Сибелиус Амадей Йегуди. – Мы выезжали на природу только давать концерты в лагерях, но это случалось редко.
– Чиб, ты тоже был в Корпусе, тебе нравилось там, правда?
Чиб кивает, но говорит:
– Когда ты в новоамериндах, приходится тратить все свое время на то, чтобы выжить. Мне некогда было рисовать. И кто увидит в лесу мои картины, даже если б у меня и выпала свободная минута. В любом случае такая жизнь не годится для женщины или ребенка.
Рыжий Ястреб явно обижен, он заказывает себе виски, смешанное с по.
Пинкертон Легран не хотел бы прерывать прослушивание, но давление в мочевом пузыре становится невыносимым. Он направляется в комнатку, которая используется в качестве нужника для клиентов. Рыжий Ястреб, у которого отвратительное настроение, вызванное тем, что друзья его не понимают, выставляет ногу. Легран спотыкается, валится вперед, стараясь удержать равновесие. Бенедиктина тоже подставляет ногу. Легран падает лицом на пол. У него больше нет необходимости посещать сортир, разве чтобы помыться теперь.
Все, кроме Леграна и Аксипитера, хохочут. Легран вскакивает, сжав кулаки. Бенедиктина не обращает на него внимания, она направляется к Чибу, подруги следуют за ней. Чиб напрягается. Она говорит:
– Извращенец, скотина! Ты говорил, что засунешь в меня только палец.
– Ты повторяешься, – отвечает Чиб. – Сейчас самое важное: что будет с ребенком?
– Твое какое дело? – спрашивает Бенедиктина. – Насколько тебе известно, ребенок, может быть, и не твой!
– Я бы вздохнул с облегчением, если б он не был моим, – говорит Чиб. – В любом случае нужно учитывать мнение и самого ребенка. Возможно, ему хочется жить, пусть даже с такой матерью, как ты.
– Жить этой жалкой жизнью! – выкрикивает она. – Лучше я сделаю ему одолжение: сейчас иду в больницу и избавляюсь от него. Народный фестиваль – это
– Ты врешь, – говорит Чиб. – Ты же разодета для выступления.
У Бенедиктины красное лицо; ее глаза широко раскрыты, ноздри раздуваются.
– Ты испортил мне настроение! – кричит Бенедиктина. – Эй, послушайте все этого нытика! Этот великий художник, этот образец достоинства, наш божественный Чиб, у него не встает, пока над ним ртом не поработаешь!
Друзья Чиба переглядываются. О чем вопит эта сучка? Как будто секрет какой раскрывает.
«Некоторые особенности религии панаморитов, столь презираемой и поносимой в двадцать первом веке, стали обыденным явлением в наше время. Любовь, любовь, любовь физическая и духовная! Недостаточно просто поцеловать или обнять своего ребенка. Возбуждение половых органов младенца разговорами со стороны родителей или родственников привело к возникновению некоторых весьма любопытных условных рефлексов. Я мог бы написать целую книгу об этом явлении середины двадцать второго века, и, возможно, так и сделаю.»
Легран появляется из туалета. Бенедиктина дает пощечину Чибу. Чиб дает пощечину в ответ. Гобринус поднимает крышку стойки и выбегает через образовавшийся проход с криками:
– О'Трав! О'Трав!
Он сталкивается с Леграном, который налетает на Белу, которая визжит, взвивается и бьет по щеке Леграна, который отвечает ей тем же. Бенедиктина выплескивает стакан по в лицо Чибу. Вопя, он подпрыгивает и замахивается кулаком. Бенедиктина приседает, кулак проносится над ее плечом и бьет в грудь ее подруги.
Рыжий Ястреб запрыгивает на столик и кричит:
– Смотрите, я превращаюсь в дикого кота, в аллигатора, я наполовину…
Стол, поддерживаемый гравитационным полем, не выдерживает избыточный вес. Он кренится и швыряет Ястреба в толпу девочек, они все падают. Девочки царапают и кусают Рыжего Ястреба, а Бенедиктина сдавливает ему яички. Он вопит, корчится и отбрасывает Бенедиктину ногой на крышку стола. Стол восстановил свое обычное положение, но теперь снова опрокидывается, сбрасывая девушку на другую сторону. Легран, лавирующий на цыпочках к выходу, снова сбит на пол. Он теряет несколько передних зубов от соприкосновения с чьим-то коленом. Отплевывая кровь и зубы, он вскакивает на ноги и отвешивает удар случайному посетителю.
Гобринус спускает курок пистолета, который выстреливает крошечную сигнальную ракету. Она ослепит дерущихся, и пока у них будет восстанавливаться зрение, они должны прийти в чувство. Ракета висит в воздухе и сияет, словно…
.
.
.
.
.
. . .
Звезда над бедламом
Начальник полиции разговаривает по фидео с человеком, который позвонил из автомата на улице. Человек отключил фидеоэкран и изменяет голос.
– Тут все передрались в «Моей Вселенной».