Пассионарная Россия
Шрифт:
Разнообразен царь и в фольклоре. В одних песнях он – герой, взявший Казань. В других – «царь-ирод», в гневе казнивший своих подданных направо и налево.
Противоречивость в оценке Ивана Грозного характерна для историков разных поколений. И даже для каждого из историков в отдельности. Так, «дворянский» историк, наиболее активно работавший в конце XVIII в., H. М. Карамзин как будто бы однозначно оценивает деятельность Грозного: герой в первый период своего царствования и тиран во второй. Но уже в таком делении есть противоречие.
Позиции Н. Карамзина хотелось бы осветить подробнее.
Первое, что вы отметите для себя, – это явную симпатию, с которой описывает знаменитый историк деяния Грозного периода реформ. Впрочем, положительный характер ряда реформ Ивана IV Васильевича редко кто
Государь же юный на глазах взрослел и мужал. «Юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России…». А фрагмент, посвященный событиям, в ходе которых Глинские были убиты, мятежное господство бояр разрушалось, «уступив место единовластию царскому, чуждому тиранства и прихоти», и царь Иван IV «взял власть», автор заканчивает просто замечательно для исторического сочинения: «Народ плакал от умиления вместе с юным своим царем».
В истории редко что-нибудь происходит вдруг. Любое событие, изменение долго готовится в недрах предшествующей эпохи. Н. Карамзин, казалось бы, трогательно верит в это «вдруг». Фрагмент из главы 1-й IX тома начинается печально-элегически:
«Приступаем к описанию ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства».
Впрочем, речь идет о трагедии, и ирония здесь неуместна. Действительно, можно и нужно положительно оценивать реформы Ивана IV, направленные на преобразование отживших институтов в интересах политической централизации. Можно (но не нужно, ибо нет государственной пользы, оправдывающей кровь невинных) пытаться оправдать опричнину интересами ограничения власти бояр и укрепления абсолютной царской власти. Но как оправдать и понять скачок от реформ к погромам, от слез умиления к слезам ужаса?!
Еще недавно россияне, бывшие тогда в Москве, изображали «сего юного, тридцатилетнего венценосца как пример монархов благочестивых, мудрых, ревностных ко славе и счастию государства».
Еще недавно был он ласковым «к вельможам и народу». «Обремененный делами», он не знал «иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свои обязанности…».
«Вероятно ли, – восклицает H. М. Карамзин, – чтобы государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастия, славы низвергнуться в бездну ужасов тиранства». Но «свидетельства добра и зла равно убедительны», признает историк. И предлагает рассмотрение постепенного (все-таки постепенного, не «вдруг») перерождения царя. И версия эта по– своему логична.
«Иоанн родился с пылкими страстями, с воображением сильным, с умом еще более острым, нежели твердым или основательным». А далее – худое воспитание, болезненное самомнение, подозрительность, доверчивость к завистникам и карьеристам и недоверие к искренним радетелям интересов государства Российского (например, Адашеву и Сильвестру).
Следствие видно многим историкам. Многие же объясняют жестокости опричнины душевной болезнью Грозного.
Обратите в этой связи внимание на одно замечание H. М. Карамзина: «Несчастные следствия Иоанновой болезни… изготовили перемену».
Точное наблюдение! Болезнь лишь «изготовила перемену». Продолжая мысль историка и выходя далеко за пределы его мировоззрения, можно, размышляя над страницами «Истории государства Российского», прийти к выводу: государственный абсолютизм может стать просвещенной монархией, а может –
Можно сочувствовать добрым советникам Грозного, получившим отставки за то, что «противоречили», а затем и уничтоженным. Можно ненавидеть подлых советников, радеющих не об Отечестве, а об корысти. Но как бы главное понять! Во имя чего? Во имя ограничения боярской власти, мешающей созданию сильной централизованной Российской державы, уничтожены талантливые реформаторы, причем лишались собственности и ссылались в места дальние все их родственники? Одну из знакомых семьи Адашевых – Марию («жену знатную») казнили с пятью юными сыновьями. Казнили брата А. Адашева – знаменитого военными подвигами окольничьего Данилу с 12-летним сыном. Многих других родственников – с детьми! Князь Дмитрий Оболенский-Овчинин погиб за нескромное слово – царь вонзил ему нож в сердце во время обеда. Князь Михайло Репнин не позволил унизить себя толпе опричников, и был через несколько дней умертвлен во время молитвы в святом храме! Без вины, без суда убили князя Юрия Кашина; победителя казанцев князя Михаила Воротынского с семьей послали на Белоозеро; наведший ужас на крымцев Иван Шереметев был мучим в кандалах, в темнице, а брат его Никита, думный советник и воевода, израненный в битвах, был удавлен. Во имя чего? Укрепления государства Российского?
«Москва устала от страха, – пишет Карамзин. – Кровь лилася; в темницах, в монастырях стонали жертвы…».
Можно и сегодня, спустя 400 с лишним лет, восстановить имена знатных людей, безвинно казненных, сосланных или «произведших бегство в чужие земли». Но кто сосчитает простых россиян, погибших от кривой сабли, глумлений пьяной и яростной банды опричников, от голода (все отобрано, пашня конями вытоптана, дом сожжен). Ни оправдать, ни объяснить.
Еще одна волна казней невинных прокатилась на Руси после бегства князя Андрея Курбского, «мужа битвы и совета», участника всех блестящих завоеваний, реформ, некогда любимца и друга царя. Представители древнейших российских фамилий (с детьми малыми!) были жестоко казнены по приказу грозного царя (среди видов казней: и на кол сажал!). Обвинили всех, без суда казненных, что будто бы с Курбским «умышляли» на жизнь Иоанна.
Набирала силу опричнина. Все более кровавым становилось царствование Иоанна IV Васильевича.
Доходит в повествовании Карамзина о той жестокой эпохе дело и до «черных людей». С искренней печалью пишет он о новых налогах на крестьян, о разорении деревень, о бесправии всякого, кто не принадлежал к «кромешникам» (так прозвали опричников – «извергов тьмы кромешной»). Опричники разоряли купцов, ремесленников, горожан. Что укреплял в государстве Российском такой разор? «… Люди земские, от дворянина до мещанина, были безгласны, безответны против опричных».
Безгласны были целые города и земли. Н. Карамзин описывает с ужасом и негодованием ложное обвинение в измене Новгорода и осуждение Иваном «на гибель и Новгород и всех людей, для него подозрительных или ненавистных». А по пути – разорение Клина, убийства, грабеж славного города, «где никто не знал вины за собою… Домы, улицы наполнились трупами, не пощадили ни жен, ни младенцев».
С «обнаженными мечами» шел «смертоносный легион» Ивана Грозного от Клина до Городни и далее. Мимоходом в уединенной тесной келье Отроча монастыря по приказу царя Малюта Скуратов задушил великого иерарха российской церкви Филиппа Колычева. Пять дней жил царь в одном из монастырей, пока опричники громили старинную Тверь, убивая и грабя соотечественников более жестоко, чем тумены хана Узбека в 1327 г.! Так же свирепствовали в Торжке. И потом – убивали в дороге всех встречных, ибо «поход Иоаннов долженствовал быть тайною для России!». Фантасмагорической хроникой предстает перед читателем подробное описание H. М. Карамзиным разорения Новгорода. А потом – лживые обвинения пленных новгородцев, пытки их и казни в Москве, которая, «приученная к ужасам, ещё могла изумиться!». «… Иоанн достиг наконец вышней! степени безумного своего тиранства; мог еще губить, но уже не мог изумлять россиян никакими новыми изобретениями лютости».