Пастух Земли

Виноградов Павел Владимирович

С Заратахшей он расстался у бассейна за воротами внутреннего города, близ величественных гробниц Святых людей прошлого и самых славных из владык Маргуша. Жрец, наскоро распрощавшись, скорым шагом пошёл в сторону арийского подворья, а Бхулак отравился домой, надеясь на отдых наедине с Арэдви. Но там его встретила пустота. Поясной мешочек танцовщицы с красками для лица, зеркальцем и другими мелочами отсутствовал, а значит, она ушла куда-то надолго. Ничего удивительного в этом не было, но Бхулак почему-то встревожился.

Он устал — во дворец их пригласили

на рассвете, а Святой человек вышел к ним только через несколько часов, и все это время они простояли. Сев на ложе, Бхулак с удовольствием вытянул ноги, но тут в глазах его потемнело, и он очутился в потаённой комнате разума перед лицом своего владыки.

— Где твоя самка? — спросил Поводырь.

— Я не знаю, — ответил Бхулак. — Это важно?

— Пока нет. Но может стать по мере развития ситуации.

— Не понимаю.

— Тебе и не нужно. Основные события развиваются в соответствии с моим генеральным прогнозом.

— Ты знал, что царь откажет арийцам?

— Это был наиболее вероятный вариант.

— И не предупредил меня?..

— Зачем?

И правда — зачем…

Бхулак выскочил в реальный мир так же мгновенно, как и покинул его. Слова Поводыря заставили его глубоко задуматься. Отношения с Арэдви по-прежнему доставляли ему великую радость, но он был слишком стар, пережил слишком много событий и знал слишком много людей, чтобы абсолютно расслабиться перед любимой женщиной. В конце концов она ведь уже солгала ему в очень важном деле. Имелись и другие настораживающие моменты.

Например, девушка проявляла слишком большое любопытство к его делам. С одной стороны, это было понятно — от того, как они повернутся, зависело его будущее. И её осведомлённость в мире столичных интриг тоже объяснима — танцовщице главного храма открывались многие тайные вещи. Но всё же… Бхулаку всё время казалось, что она слишком хорошо понимает суть происходящего и подспудно пытается повлиять на него, подталкивая к каким-то решениям.

Только вот каким именно, оставалось неясным. Вроде бы она намекала ему, что не стоит поддерживать арийцев в их желании переселиться. Ещё она несколько раз ловко уворачивалась от возможности познакомиться с Заратахшей или посетить с Бхулаком арийское подворье. Он даже заподозрил её в том, что она связалась с тамкаром Машдой и выполняет его поручения. Однако ничто иное об этом не свидетельствовало, а после того, как он сам стал демонстративно уходить от разговоров об арийцах, и она их прекратила.

Зерно подозрения в Бхулаке оставалось, но не прорастало. Или он просто сам того не желал.

Но то, что Арэдви интересуется Поводырь, очень его встревожило. Тем более, что она так и не возвращалась, и это было нехорошим признаком.

Однако искать её сейчас бесмысленно — городские ворота всё равно уже закрылись. Скорее всего, она почему-то ушла в храм и останется там на ночь.

Порешив пока остановиться на этом успокоительном предположении, Бхулак вознамерился отойти ко сну — день завтра предстоял нелёгкий. На самом же деле он даже не представлял, насколько нелёгкий…

На

рассвете он был вырван из тревожных грёз настойчивым стуком в дверь. Бросив взгляд вокруг, он увидел, что Арэдви так и не приходила. И стучалась не она — ей был известен секретный запор.

На пороге стоял Заратахша. Взглянув на его встревоженное лицо, Бхулак мгновенно сбросил с себя клочья сна и молча пропустил жреца в дом.

— Вчера после слова Святого Эпшум приказал заключить Хуту-Налаини в темницу, — начал тот без обычных предисловий и не присаживаясь, что говорило о лихорадочном возбуждении обычно степенного и уравновешенного заотара.

— Я видел, как его уводит стража, — ответил Бхулак, приглашающе указывая на покрытую пёстрой тканью скамью.

Но Заратахша не присел, продолжая расхаживать по комнате.

— А знал ли ты, что Эпшум намерен был допросить его ночью? — быстро спросил он.

— Это разумно с его стороны.

— Но он его не допросил… Не смог.

Бхулак вопросительно взглянул на жреца.

— Когда он пришёл в темницу, где его держали, Хуту-Налаини был мёртв, — ответил тот с кривой улыбкой. — Весь раздулся. Лекари говорят, яд — такой же, как в духовых трубках дикарей. Мне только что рассказал мой человек из дворца.

После этих слов Заратахша тяжело опустился на скамью. Бхулак достал две чаши, налил в них прекрасного местного вина из винограда, пододвинул одну жрецу и сел напротив него. Тот схватил чашу и выпил всё одним глотком. Бхулак подлил ему ещё и тоже выпил свою чашу.

— Невидимые всюду, — проговорил он.

Они и раньше это предполагали, но то, что Мелухха забралась так глубоко во все самые тайные и запретные места Маргуша, стало совсем плохой вестью. Невидимые сумели быстро и успешно избавиться от заключённого настоятеля, и это говорило о том, что они могли достать в столице кого угодно. И сделать что угодно.

— Я приказал своим укрепить дом и быть наготове и сразу пошёл к тебе, — сказал, помолчав, жрец. — Приготовься тоже, сегодня или завтра может случиться зло.

Бхулак задумчиво кивнул.

— Спасибо, достойный заотар, что подумал обо мне, — проговорил он.

— Нам надо держаться друг друга — млеххи истребят нас обоих, если смогут, — глухо ответил Заратахша.

Бхулак согласно кивнул.

— Думаешь, они начнут сегодня? — спросил он.

— Скорее, завтра. Ночью царь совершит священный брак, а потом начнётся общее веселье на Навака раока?. Самое время учинить смуту.

Это умозаключение тоже было вполне разумным. Бхулак не верил, что покойный Хуту-Налаини был главным эмиссаром Мелуххи в Маргуше — не того пошиба тот был человеком, чтобы сидеть в центре сплетённой Невидимыми изощрённой паутины. Главный паук наверняка был живым и здоровым, и у него было уже всё готово к тому, чтобы нанести смертельный удар. Недаром в последнее время среди столичного муравейника так часто стали мелькать тёмные лица курчавых дикарей.

В свете принесённых жрецом известий и странное отсутствие Арэдви приобретало зловещий смысл.