Пастыри чудовищ
Шрифт:
А единорог — заглядение просто. Бока блестят, холеный… и рог мягко переливается перламутром, и даже витой — вон, бороздки. Эх, поближе бы рассмотреть!
— Не допущу, чтобы эта тварь находилась рядом с моим мальчиком! Как будто ты не знаешь, на что они способны!
Всё, Визгля включила бешеную мамку. Вопит изо всех сил, что ее маленький Эгги и без того пережил ужасно страшное нападение, а мы его совсем перепугаем, несчастненького.
— Дорогая… — стонет Крол и кидает на нас отчаянные взгляды. — Но это же ненадолго…
Только если Визгля не оглушит нас вконец. Вот, уже в ушах звенит от этих её «Мой салон!» «Ты не ценишь!» «Это невозможно!» С Даром Следопыта такое слушать — и правда можно оглохнуть. Открываю рот, чтобы заткнуть истеричку.
Тут наконец хоть что-то да происходит.
Из дверей дома на дорожку выбегает юнец. Здоровенный лоб, лет шестнадцати, в аккуратном сюртучке. И с обеспокоенностью на породистой физиономии — мол, что это тут за звуки, а?
А уже в следующую секунду Грызи, оттолкнув дамочку плечом, кидается парню наперерез.
Ещё через миг единорог вздымается на дыбы. Мотает головой, пронзая копытами воздух. Заходится в пронзительным ржании и несётся на юнца, с явным намерением нанизать его на рог.
Бегу следом, выхватывая на всякий случай из кармана сонное.
Визгля визжит. Юнец каменеет. Единорог разгоняется, но Грызи отыгрывает всё-таки несколько мгновений преимущества во времени. Занимает позицию между зверем и юнцом, заслоняет его собой.
— Вместе! — короткий выкрик. Заношу над головой склянку с сонным. Но единорог резко тормозит всеми четырьмя копытами. Храпит и опять вздымается на дыбы.
И рвётся к юнцу. Пояснить — как это, быть закуской на шампуре.
Моргойл-младший пялится с приоткрытым ртом. Грызи что-то толкует с единорогом, и эта беседа ей не нравится: брови сведены. Красавец изабелловой масти фыркает, опускается на все четыре копыта, вслушивается в варга и становится поспокойнее. Но нет-нет, да и пытается продвинуться вперёд.
Гриз вслушивается пристальнее. Машет рукой мне — усыпляй, можно.
Швыряю склянку перед мордой единорога. Вздымается лёгкий голубоватый дымок — и красавец медленно, осторожно опускается на травку. Подхожу, похлопываю по лоснящемуся крупу.
Крол и его жёнушка наконец-то опомнились. Визгля на всех парах несётся к мучнисто-белому юнцу и начинает над ним причитать и возносить хвалу Девятерым.
Крол бежит к единорогу.
— Жемчуг! Какая-то аномалия, ведь те инциденты… не были связаны с ним… Госпожа Арделл, по-вашему, он болен?
— Болен? — эхом отвечает Грызи, которая замерла и пялится себе в пространство с задумчивым видом. — Нет, я так не думаю. Он просто почему-то хотел убить вашего сына.
Визгля, которая пытается зачмокать отпрыска насмерть, издаёт режущую уши трель.
Крол пучит глаза и трясёт губами.
— Но как… но почему?
— Потому что считает
* * *
Шипелка отправляется «слушать» округу. Визгля в отсутствие ужасного терраанта малость приходит в разум. Договаривается даже с Кролом поселить нас в той части крыла, которая для прислуги. С условием, что мы не будем оскорблять её взор. Поскольку выглядим как разбойники с большой дороги — это она до нас доносит между разборками с мужем и фырканьем.
— Неужели нельзя сделать что-то с внешним видом, — кривится, поглядывает на мою куртку и рубашку Грызи. — Хотя бы какие-то платья…
— Обсудим это позже, — с изумительным терпением выдаёт Гриз. — А теперь мне хотелось бы узнать, как Эгерт… правильно? Как он пострадал от животных. Когда это началось?
Юнец Эгерт — копия своей мамочки. Весь приглаженный, прифранченный и с пушком под носом. С неизменным взглядом свысока. Разве что не орёт, а цедит ответы на вопросы — Мясник мог бы позавидовать.
— Впервые это произошло позавчера. Я, видите ли, решил совершить выезд в компании моих друзей. Прогулка по окрестностям. Я приказал заседлать Опала — это мой любимый единорог. Но он вдруг… на меня напал.
Снисхождение на высокомерной физиономии ломается. В зелёных глазах мелькают следы страха.
— Когда? — уточняет Грызи. — В какой момент? Вы подошли к нему, или коснулись, или что-то сделали…
— Как только он меня увидел.
Жемчуг тоже сработал почти сразу: увидел этого задаваку, поднялся на дыбы, как в припадке ярости, потом рванул приканчивать. Грызи явно поглядывала в сознание единорога в этот момент, потому успела рвануть раньше.
— Раньше они такое делали? — спрашиваю теперь уже я. — Нападали вообще хоть на кого-нибудь?
Вопрос пустой, это ж единороги. Они скорее сами за тебя помрут: привязчивые, добрые, любящие. Покладистые — чудо. Прокатить — запросто. Гарцевать — за милую душу. Единорога и дрессировать-то не нужно — так, пояснить, что тебе от него требуется. Это, конечно, с одомашенными, с теми, которые на свободе, посложнее… Но и они не нанесут человеку вреда. Они даже не мстят.
Мягкость и доброта. Единороги вообще, кажется, не умеют ненавидеть.
— Это всё твои изыскания, — шипит Визгля, проверяя ладошкой — может, у сыночки головочка бо-бо. — Это всё они… я говорила, что нельзя держать этих проклятых тварей на свободе.
— Но как же я еще смогу их наблюдать в условиях, приближённых к естественн…
Визгля вопит, что муж не ценит её. И сыночку не ценит тоже. Сыночка манерно закатывает глаза. Крол лопочет о своих теориях «разумной гармонии». Грызи трёт висок и прямо на ходу осознаёт, насколько легче общаться с гарпиями-людоедами.