Пастырское богословие, т.3
Шрифт:
Наши благодатные старцы — подвижники: преподобный Серафим Саровский, святитель Феофан Вышинский, Амвросий6 Макарий, Леонид Оптинские и другие в своей старческой руководственной деятельности относились с исключительной отеческой любовью ко всем, кто обращался к ним за духовной помощью. И что ни грешнее был человек, что, казалось, ни безнадежнее его состояние, отношение к нему было более внимательным и отечески — нежным.
На почве заботы о милосердии пастырь, впрочем, может нередко впадать в обратную крайность — делаться чрезмерно снисходительным, сентиментально слабым, безразборно ласковым и на исповеди ко всем грехам легкомысленно снисходительным. Уступчивость,
Стремясь завоевать общественное мнение, они хотят казаться всем добрыми и любвеобильными и тяготится строго судить вопиющие пороки верующих. Слабохарактерная пастырская любовь по существу не благодатна. Она — любовь естественная, душевная, малополезная, а иногда и порочная. Настоящих плодов от нее ждать нельзя. К пастырям, зарекомендовавшим себя такой сентиментальностью и слабостью, паства охладевает в уважении и сама чрез них духовно расслабляется.
Слабовольный пастырь должен считать истинно — пастырской любовью не беспредметную жалость ко всем, покрывающую все безразлично, а любовь к Богу и Богоподобному образу в человеке. Оттенок твердости в пастырской любви весьма нужен, поскольку он отсекает в людях слабодушие, теплохладность, леность, нерадение, существенно препятствующие спасению.
5. Католичество, лютеранство и православие с точки зрения идеала пастырской любви
Своеобразие отношений к душевному пастырству нетрудно проанализировать в трех главных христианских исповеданиях: католичестве, лютеранстве и православии.
1) Католичеству и его иерархии присущ наиболее юридизм с его проявлениями: формализмом, внешней твердой организацией, сентиментально — актерским драматизмом и захватом высших иерархических мест для усиления своей деятельности.
Католическая иерархия в церковном обществе усиленно пользуется перечисленными способами влияния на церковно — народные сферы. Она часто заглушает чисто религиозные запросы и если возбуждает религиозные чувства в верующих, то более внешними, естественными средствами, сообразно земному, практическому характеру «римлянина». Подобная методика влияния напоминает воспитательное руководство скорее не через убеждения, а путем властной дисциплины. Преувеличенное значение ксендзов покоится на их человеческом искусстве создавать впечатление в пастве внешними средствами и особенно через знание ее интимной жизни.
По мысли архимандрита Вениамина, «католическое пастырство, пышное внешностью — клерикально и дышет стремлением господствовать над верующими до некоторой степени религиозной гипнотизацией» [128] .
2) Против оригинального и душевного воздействия ксендзов и пап в свое время восстали протестанты. Их незаглушенное религиозное чувство потребовало живого отношения к Самому Богу. Вместо внешних подвигов и угнетения свободы они потребовали внутренней религиозной жизни и независимости от гнетущей опеки.
128
Проф. архим. Вениамин (Милов). Лекции по Пастырскому богословию, с. 90.
К сожалению, протестантизм уклонился в новую крайность. Он встал на защиту общего всесвященства с отрицанием благодатно — иерархической преемственной власти.
Юридический
Вот почему среди протестантов обычны воображения о своей святости, облагодатствованности и тесном общении со Святым Духом, а иногда подмена благодатной духовности сентиментальной экзальтированностью.
Протестантские мистические наставники, таким образом, создали какое — то доведение веры в человека до обожания. Они стали производить громадное впечатление на психику своих слушателей. Их вера в себя привела к человекобожеству, или, что то же, к безбожию. В конце концов одни из пасторов самочинно заменили собой Духа Святого (прелесть), другие утратили всякое значение в своих верующих кругах (малоплодность). Словом, выводы из протестантского руководства паствой получились тождественными с католичеством.
Нечто подобное сказанному о католиках и протестантах можно наблюдать в самочинной иерархии сектантов, или так называемых сектантских «братцах, пресвитерах, старцах и пророках». Сектанты обожествляют своих религиозных вождей за сентиментально — душевное возбуждение и религиозную морфизацию, хотя они реально лишь ослабляют их подлинную любовь к Богу. Если надрыв обожания и не приведет большинство таких поклонников к явному антицерковному безбожию, то, во всяком случае, погружает их в прелесть, оставляя с верой в свою мнимую духовность.
3) По охранению принципа благодатного, а не человеческого воздействия в пастырстве только православие всегда стояло и стоит на правильной точке зрения. Даже сугубо авторитетнейшие православные пастыри (Златоуст и другие) уклонялись от чрезмерной привязанности к себе народа. Они указывали, что в Церкви «художник — Дух Святой, а человеческий язык — только кисть для изображения добродетелей» [129] , и возражали против аплодисментов в храме, приличных только светским зрелищам. Благодаря этому под их влиянием верующие шли непосредственно к Богу и в Нем обогащались благодатно через подвиги добродетелей. Современные православные пастыри, особенно сельские, духовно просты и смиренны. Они верят в благодать Божию более, чем в собственное влияние. Их можно, пожалуй, скорее обвинить в малодеятельности и неиспользовании возможностей проявить всю силу влияния на народ, чем в захвате власти над пасомыми. Данная тактика нашего сельского пастырства не опущение, а истинное благодатное достоинство.
129
Св. Иоанн Златоуст. Творения, т. 9, с. 280.
Православные пастыри более стараются хранить примерную жизнь, благоговейно служить и проповедовать и смотрят на это, как на должное, а не как на сверхблагодатный прием личного воздействия.
О нашем городском духовенстве нельзя не сказать, что оно иногда заметно стремится к некоторой власти над душами, усиленно проповедует при поверхностном горении духа, нередко погашает в пасомых молитву и любовь механичностью требоисправления и маловерием. Здесь явный уклон в сторону душевности.