Пасьянс на красной масти
Шрифт:
— Извини, — сказала она затихая. — Я понимаю, что ты тут ни при чем.
Мы долго сидели на кухне, не включая свет и не разговаривая. Она рассеянно смотрела в черное окно, и ее лицо в темноте было пустым и усталым. Если бы заплакала, ей, наверное, стало бы легче. Но она не плакала.
Видеть ее такой мне было непереносимо. Я не знал, чем помочь ей, и мое бессилие наполняло меня унижением.
— Хочешь выпить? — наконец спросил я. Она молча помотала головой в ответ.
Когда мы легли, так и не сказав друг другу ни слова, я обнял ее и она, прижавшись,
Я не утешал ее, лишь целовал в голову и в мокрое лицо, которое она прятала в ладонях.
— Я неудачница! — шептала она с ожесточением. — Жалкая неудачница!
— Перестань себя казнить, — попросил я. Так прошло несколько минут.
— Ты бросишь меня? — отплакавшись, спросила она еле слышно.
— Нет, — ответил я. — Конечно, не брошу.
— Клянешься?
— Клянусь, — ответил я, невольно улыбнувшись в темноте. Этому слову женщины почему-то придают особое значение.
— А если тебя убьют вместе со мной? — спросила она вздыхая.
Я тоже вздохнул.
— Получится неприятно, — признал я.
— Ты боишься? — В темноте она попыталась посмотреть мне в глаза.
— Не очень, — сказал я. Мы по-прежнему говорили шепотом.
— Я ужасно боюсь. — Она опять уткнулась мне в плечо. И добавила с женской непоследовательностью:— Я хочу, чтобы нас убили в один день! Вместе!
— Было бы здорово, — согласился я.
Еще некоторое время мы молчали. И вдруг по ровному тихому дыханию я понял, что она заснула. Я лежал, боясь шевельнуться, чтобы ее не потревожить, и размышлял о том, что чем больше я узнаю женщин, тем меньше их понимаю.
Примерно через полчаса она вдруг подняла голову с моего затекшего плеча и сказала спокойным ясным голосом:
— Иногда я даже тебе не доверяю. Знаешь почему? Потому что ты остаешься со мной из жалости.
Пока я думал, стоит ли обижаться или спорить, она опять заснула и больше уже не просыпалась до утра. Я так и не смог сомкнуть глаз.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Пятница не стала для меня днем приятных сюрпризов. Но еще хуже она сложилась для Вани Ломового.
В четыре с мелочью глава бандитской фронды выехал из города в сторону аэропорта, сидя на заднем сиденье своего «Мерседеса» между двумя охранниками. Каким образом удалось разместить в одной машине вместе с Ваней еще двух человек, я не знаю. Возможно, кто-то лежал на полу или сидел у Ломового на коленях. Еще один охранник располагался на переднем сиденье рядом с водителем. Сопровождал их джип с той же начинкой, не считая, конечно, Вани.
В четыре тридцать пять они приблизились к железнодорожному переезду, возле которого возились с лопатами и другими инструментами несколько рабочих в оранжевых жилетах. Шлагбаум опустился прямо перед ними.
Машины остановились, и сзади их подпер КаМАЗ, перегородив пути отступления. Один из охранников вышел узнать, отчего задержка. Однако вместо соответствующего обстоятельствам
После чего мнимые рабочие быстро окружили машины и принялись поливать их из автоматов, которые достали из-под своих спецовок. Через три минуты из девяти пассажиров в живых не осталось ни одного. В Ваню Ломового всадили восемнадцать пуль, и он скончался на месте, так и не успев понять, что происходит.
Ильич нанес второй после убийства Хасанова удар.
Подробности происшествия я узнал поздно вечером от Савицкого, который позвонил мне домой, пообщавшись со своими людьми в милиции.
А ближе к ночи раздался еще один звонок, на сей раз на мобильный телефон.
— Здорово, братан! — услышал я радостный голос. — Слыхал, че бандиты творят! Совсем, блин, по беспределу пошли! Куда вы только с вашими мусорами смотрите! Такого пацана завалили!
Это был Бык. Его распирало от гордости. Наверное, родители воспитывали меня неправильно, потому что я не мог разделить ту непосредственную радость, которую испытывает один человек, убив другого. Я даже не пытался.
— Да, большой был парень, — отозвался я сдержанно.
— А жрал-то сколько! — подхватил Бык, ликуя. — Спасу не было. А теперь вот не жрет, — добавил он задумчиво. — Может, теперь картошка в городе подешевеет?
— А может, кое-кого в федеральный розыск объявят, — предположил я.
— Братан, ты че несешь! — возмутился Бык. — Мы мирные люди, сам знаешь! Придешь с работы, мебель с женой дома подвигаешь, и спать. Не то что ты, хулиган!
В его последней фразе мне послышался какой-то намек.
— Да, я бываю резок, — согласился я осторожно.
— Не то слово! — фыркнул Бык. — Третьего дня в моем клубе моего же коммерсанта загрузил. Официанты аж с тех пор боятся на работу выходить. Говорят, прям, ногами его топтал, бедолагу! Зарезать, говорят, обещал. Вилку, говорят, все хотел ему в зад воткнуть. Ужас! Еле, говорят, спасли. Валерьянкой отпаивали.
Хотя Бык, по своему обыкновению, дурачился, до меня стало доходить, что звонит он мне отнюдь не для того, чтобы похвастаться убийством Ломового.
— Собакин прибегал к тебе? — догадался я.
— Собакин? — удивился Бык. — Какой Собакин? Первый раз слышу. У меня, братан, память плохая на имена. В детстве на пол роняли, ниче запомнить не могу! Я тебе о другом толкую. Приехал наш коммерсант, трясется весь. Плачет. Спасите, помогите! Мальчонка-то тихий, мухи не обидит. Жалко же.
— Он человека обманул! — отрезал я, начиная раздражаться. — Женщину.
— Братан, — терпеливо принялся объяснять Бык. — Я ведь ваших барыжьих делов не знаю. Кого вы там кидаете, че мутите, это, как выражаются, не для моего ума. У вас своя работа, у меня своя. Вы там крысите друг у друга, а я разбирайся! Как он рассказывает, все нормально. Че-то там он выкрутил, не то у Вани-покойника, не то у его коммерсанта, тоже, кстати, покойника. Тот, типа, был ему должен. Сейчас все в наваре. С шефом твоим, вроде, согласовано. Долю нам он заслал. Какие к нему вопросы?