Пасынок луны
Шрифт:
Последнее, впрочем, Фангору не только не досаждало, но было даже на руку. Когда ничего не застит оборотню луну, последней легче пробудить звериную его часть. Оттого, видно, соплеменники Фангора и избегали городов. Предпочитая скитаться по миру и строить разве что шалаши и землянки — дабы от дождя укрыться.
Сам Фангор, конечно, оборотнем был необычным. Неправильным. Тело в очередной раз (и так некстати) припомнило ему всю ту боль, что оно испытывало, возвращаясь в человечий облик. И все же никакая боль не могла заставить юного оборотня передумать. Страх перед изуверским обрядом оказался
Поймав себя на мысли, что он думает и переживает теперь уже за них двоих, Фангор хмыкнул. Открытие это его, разумеется, не порадовало: вся затея с выкупом души грозила пойти прахом, стоило оборотню перейти некую незримую черту. За которой орудие в достижении цели становилось для него уже не орудием, а чем-то иным. И гораздо большим.
«Главное — выбраться, — как узел разрубил Фангор мешанину сомнений и праздных мыслей в собственной голове, — а там видно будет». И устремил взор к луне. Ее свет только простым людям казался бледным и робким — оборотня же он пронизывал насквозь. Туманил разум, давая волю звериным чувствам. И исподволь будил жажду крови.
— Эй, ты чего? — раздался совсем близко недовольный голос Нарры — проснувшейся и обнаружившей спутника сидящим и молча, неотрывно смотрящим в небо, — спи, давай…
Фангор не шелохнулся. А свет луны, обращенный этой ночью, казалось, лишь к нему одному, вскоре сделал свое дело. Людской облик парня исказился, скрываясь под черной мохнатой шкурой, а сам он начал стремительно увеличиваться в размерах. Превращение довершили когти — твердые и острые, словно кинжалы. Они проросли прямо сквозь шкуру, украсив могучие, уже звериные, лапы.
Над лагерем простерся, устремляясь к небу, гулкий протяжный вой. Так оборотень славил Повелителя Ночи в благодарность за дарованную им силу. За воем последовал испуганный визг Нарры, а затем крики и других разбуженных невольников. Однако Фангора они не отвлекли ни на миг.
Прыжком достигнув ближайшего из дозорных, оборотень распорол ему живот одним ударом лапы. Второй степняк, не иначе как от невежества, кинулся на зверя, пыряя его копьем. Железный наконечник уперся в шкуру оборотня, точно в каменную стену, так что кочевник лишь потерял время. Которое могло пригодиться ему, например, при спасении бегством.
Вонзая клыки в шею человека, Фангор… нет, зверь наслаждался вкусом теплой крови и свежего мяса. Когда как память людской его части стремительно слабела, словно туманом подернувшись.
Тем временем, лагерь окончательно проснулся. Вылезая из шатров, степняки без толку стреляли в зверя из луков, тыкали копьями, швыряли дротики, топоры и камни. Без толку… однако ж до поры и безнаказанно. Ибо чересчур увлекшись нечаянной своей трапезой, зверь почти не обращал внимания на эти атаки. На столь жалкие попытки причинить ему вред.
Самым сообразительным оказался тот из кочевников, кто кинулся на зверя с горящим факелом. Сообразительность оного, правда, возместилась неловкостью. Существенного урона огонь причинить не успел, а вот сам степняк полетел на влажную от росы траву, отброшенный ударом лапы.
К тому же эта попытка, отчаянная и бесплодная, лишь заставила
Кочевники испуганно попятились… а затем неожиданный окрик и властный голос Шарук-бара заставили их расступиться. Предводитель неспешно двинулся на оборотня, сжимая в руке кривой, как и принято у степняков, меч. Узнав Шарук-бара даже в зверином обличье и уже не рыча — взревев, Фангор ринулся навстречу.
Предводитель кочевников встретил его одним коротким ударом — не слишком прицельным, зато выполненным с заметным опытом и умением. Кривое лезвие достигло звериной шкуры… и на миг прошло через нее, казавшуюся непроницаемой. Оборотень взвыл от нахлынувшей боли, столь редкой для него в облике зверя.
А Шарук-бар, под свист и радостные возгласы соплеменников, воздел окровавленный клинок над головой. В лунном свете тот едва заметно блеснул серебром.
Теперь уже Фангору пришлось отступать и пятиться, в то время как предводитель кочевников вновь пробовал достать его — не столь, впрочем, успешно. Имея совсем немного шансов в схватке с опытным и вооруженным бойцом, зверь все же превосходил его в ловкости. В силу чего легко уходил от новых ударов.
Быстро смекнув, Шарук-бар коротко пролаял какие-то команды, мимоходом обращаясь к степнякам. Те кинулись на помощь, на ходу похватав из костра головни и поджигая палки. А затем, со столь опасным всему живому огнем в руках, пробовали окружить оборотня, закрывая путь к отступлению.
— Стойте! — это крикнула Нарра, бросившись им навстречу, — вы же убьете его!
Один из кочевников грубо рассмеялся и пинком отбросил от себя столь жалкую преграду. Вернее, хотел отбросить: не раз уворачивавшаяся даже от стрел, девушка избежала удара и на сей раз. И попалась на глаза почти окруженному оборотню — вмиг вернув ему людскую память.
Резко метнувшись (и тем немало испугав степняков), Фангор ухватил Нарру зубами за шиворот. И держа ее словно тряпичную куклу, прыгнул в сторону. Туда, где противников с горящими палками виднелось меньше всего.
Кто-то вскрикнул от страха и боли, оказавшись прямо на пути огромного зверя. Не помог и огонь: временами даже на него оборотень просто не обращал внимания. Особенно на ходу.
Так, с Наррой в зубах, Фангор скрылся в темноте, провожаемый криками и досады, и торжества. Кого-то из степняков радовало само бегство чудовищной твари; кто-то же предпочел бы не оставлять оную тварь в живых. Слышались и возгласы злорадства — не иначе как со стороны невольников. Те веселились от посрамления хозяев и от нанесенного им урона.
Впрочем, ни Фангору, ни Нарре до того уже не было дела.
Погоня, если и отправилась за ними, то успеха не имела. Скорее всего, пару юных невольников степняки не сочли такою уж большой ценностью, чтобы рыскать ради них в темноте. А тем более лезть на рожон, и без того уже потеряв не то двух, а не то и трех воинов.
В конце концов восемь из десяти будущих манкуртов довезти до своих стойбищ люди Шарук-бара все-таки рассчитывали. Разница небольшая; к тому же не лишенные сметки кочевники надеялись покрыть ее в следующий свой приход.