Патологии
Шрифт:
Сознание вернулось так: будто с оглушенной, полумёртвой змеи сняли кожу и под кожей обнаружились десятки живых рецепторов.
Одновременно с возвращением сознания вернулась всеобъемлющая как кожа боль. Потом она, не исчезнув, но, скорее, затмившись, сменилась ощущением, что я лежу на плоту. Лежу, и меня мерно и тошнотно качает. Вокруг парная и тёплая вода, которой я не вижу. Солнца в небе нет. Я чуть-чуть двинул головой, чтобы увидеть воду и почувствовал, что затылок мой прилип. Мне даже показалось, что прилипли мои волосы, которых не было
Я силился приподнять голову, и каждый раз чувствовал, как на прилипшем затылке оттягивалась кожа, причем оттягивалась на несколько сантиметров, словно голова моя была сдувшимся воздушным шаром. В ужасе, я прижимал голову к поверхности, на которой лежал, и голова моя вдавливалась в мягкую дегтеобразную жижу.
Я вспомнил, как давным-давно, цыплята нашей соседки, гуляя, зашли в свежеуложенный гудрон. Попадали сначала лапкой, потом другой, пищали, пытались высвободиться, падали, заляпывали крылья, - и вот уже лежали, все в черных отрепьях, беспомощно глядя перед собой, не в силах даже раскрыть прилипший клюв. Потом мы вытащили их, - я и соседка, и мой друг. Замазались сами, и соседка ругалась, а друг плакал от жалости. Дома мы попытались отчистить цыплят, рвали перья на них, болезных и жалких, но они всё равно передохли…
Я подумал, что умру, и не испугался.
«Усталость выше смерти» - подумал я, и мысль моя мне показалась безмерно глубокой.
Время накатывалось на меня беспрестанно, перекатывалось через меня; я чувствовал себя то в прошлом, то в будущем. А потом я увидел себя распятой бабочкой, или каким-то нудным насекомым, засушенным, - и понял, что на меня смотрят.
Я открыл глаза и догадался, что пришёл в сознанье несколько секунд назад, и всё, что я успел передумать, просто вспыхнуло в моём мозгу. Мои размышления длились пока звучал выстрел, - стрелял Саня, одиночными, прячась после выстрела за косяк окна.
Он вгляделся сквозь пыль в меня, и я почувствовал его сумасшедший взгляд.
– Это ты?
– странно спросил он, впрочем, звучание вопросительного знака после «ты», затуманилось, и вопрос словно канул в воду. Я не стал отвечать на вопрос, потому что вопрос исчез.
Я закрыл глаза, под веками, порожденные оплавленным сознанием, ещё передвигались и высвечивались остатки видений, промелькнул цыпленок, еле таща замазанные гудроном крылья, несколько раз махнул, разгоняя пыль и вызывая приступ тошноты, хвост Дэзи. Я поспешил открыть глаза.
Плиты бойницы лежат на полу. Сверху на одной из плит, стоящей горизонтально, виднеются положенные Саней рожки.
Некоторое время я внимательно смотрю на локоть правой Саниной руки, который вздрагивает от каждого выстрела. В дальнем углу комнаты, находящемся вне поля моего зрения, стреляет кто-то ещё. Я двигаю зрачками с трудом, словно их притягивает, магнитит на дно глазниц.
Возле ног Скворца я вижу много песка, наверное, высыпался из упавших мешков, они лежат здесь же, распустив тугие, вязкие потроха, выказывая своё неслышно оползающее и осыпающееся нутро. Замечаю неподалеку от Сани чёрными комьями слипшийся песок, смотрю на эти комья, вижу хвост темной жидкости,
Течёт из-под него, и он умер. Не сомневаясь в этом, я всё же двигаю рукой и касаюсь его, неестественно вывернутых, скрюченных пальцев.
Ощутив холод, в одно мгновенье поняв, что жижа под моей головой, тоже, наверное, его кровь, и подумав зло «Какого хуя меня положили рядом с трупом?», я рывком дёргаюсь и сажусь. Кажется, я вскрикиваю от боли, от того, что мозг жутко ёкнул, а в глаза плеснуло горячим, мутно-красным, медленно отёкшим.
Закрыв глаза, я скрипнул зубами, ощущая дурной, железный, кислый вкус во рту.
Трогаю свой затылок ладонью, в ужасе отдёргиваю руку, - кажется, что моя голова раскурочена, и кости, мягкие, поломанные кости черепа торчат во все стороны…
В ужасе, готовый завыть, кривлю лицо, морщу лоб, и только сейчас ощущаю, что у меня тряпка на голове, голова повязана, жёстко обкручена.
Смотрю на руку, она грязная. Вытираю о штанину.
– Егор!
– это как будто Саня, его голос. Поднимаю глаза. Да, он, его лицо, редкую щетину замечаю, почему-то до сих пор ее не видел.
– Что со мной?
– спрашиваю, трогаю себя руками, тряпку на голове, почему-то расстёгнутый ворот, грудь, живот, ляжки, колени, снова лицо…
– Из «граника» влепили. Тебе, наверное, плитой по затылку… или кирпичом… попало. Я не видел. Я сначала подумал, что ты всё… Егор.
– Время… сколько?
– спрашиваю.
Поняв, что руки и ноги мои целы, я вновь трогаю, касаясь любопытными и пугливыми пальцами, затылка.
– У тебя часы на руке, - говорит Саня.
Смотрю на часы и тут же забываю, что увидел. Стрелки, цифры, никакого значения, ничто не имеет никакого…
– Убили кого-то?
Саня называет имена двух пацанов.
– А где второй?
– В коридор я вынес, - говорит Саня.
Неправильные конструкции произносимого Саней, с трудом перемалываются у меня в голове.
– Ему… изуродовало его. Невозможно видеть, - говорит Саня.
Кто-то в углу продолжает стрелять одиночными. Очень редко, словно по мишеням.
– Это в голове шумит?
– спрашиваю.
– Это ливень льёт… Весь овраг залило… Наводнение будет, наверное.
– Где мой автомат?
С закрытыми глазами застёгиваю разгрузку. Ещё раз вытираю ладонь о штанину. Вытаскиваю из кармана разгрузки пачку сигарет. Извлекаю сигареты одну за другой, - все поломанные. Саня кладёт мне на ноги автомат.
Опираясь на него, встаю. Бреду к бойницам. Качает и мутит. Съезжаю по стене вниз, сижу на корточках.
Прикуриваю мягкий обломок сигареты, без фильтра. Сразу чувствую сухие табачинки на языке. Сплёвываю их, затягиваюсь и снова сплёвываю.
Надо встать.
Ещё раз оглядываю комнату, стены… труп… белые, облупленные двери, они заперты. В крови, прилипшие, лежат россыпи гильз. Медленно, с усилием, снимаю автомат с предохранителя.