Патологоанатом. Истории из морга
Шрифт:
Работа в морге – это не занятие, ведущее в тупик.
Глава 2
Подготовка: «Встречи с горем»
Я готов к встрече с моим Творцом. Готов ли Творец к испытанию, которое сулит ему встреча со мной – это уже другой вопрос.
Мой дедушка Фредерик с облегчением освободил свои ноги от ноши своего бренного тела и, испустив удовлетворенный вздох, сел в свое любимое кресло. Вздох, как обычно, перешел в привычный кашель курильщика. Мы только что вернулись из нашего так называемого сада, который, на самом деле, представлял собой клочок заросшей травой земли перед жалкой лачугой, которую
Теперь, когда я вспоминаю детство, дедушка напоминает мне Сида Джеймса – своими гладко зачесанными назад седыми волосами и озорным смехом, от которого глаза его превращались в узенькие щелочки. Однако на фотографии, сделанной во время свадьбы дедушки и бабушки, он больше похож на Хамфри Богарта – своей молодцеватостью и набриолиненными волосами. Во время Второй мировой войны дед воевал в Бирме, но никогда об этом не рассказывал. Он отлично играл на аккордеоне – в этом сказывалось его цыганское происхождение. Я имею в виду не тех цыган, которые выступают по телевизору, носят странные, едва ли не свадебные, наряды, и чудовищно накрашены. Мои предки были цыганами Старого света, которые путешествовали из конца в конец континента в своих пестрых кибитках. Это были настоящие ромалэ, которые, сидя у костра, пили горькую сливовицу, проклинали всякого, кто попадался им на глаза, и приносили в жертву кур, по внутренностям которых гадали, какая из дочерей первой выйдет замуж.
Отец деда, мой прадед, был боксером, несмотря на то, что руки его были так коротки, что ему приходилось носить на рукавах рубашек подвязки и после того, как они безнадежно вышли из моды. Он всегда отращивал ноготь на большом пальце и пользовался им для того, чтобы подводить часы. Он прокалывал людям уши (естественно, не ногтем), а из своей собственной серьги сделал обручальной кольцо для своей невесты, моей прабабушки. У них родились пятеро детей, но все они умерли в младенчестве, что не было большой редкостью сто лет назад. В 1903 году они переехали в Великобританию, где произвели на свет еще пять детей, из которых старшим был мой дед Фредерик. Это все, что я знаю о жизни моего дедушки.
Более живые мои воспоминания касаются его лица в момент смерти.
Судороги начались у него почти сразу после того, как он сел в свое любимое кресло. С высоты моего роста, а это почти на уровне его тапочек, я смотрела на дедушку снизу вверх, и мне уже тогда казалось, что я смотрю в лицо самой смерти. У него закатились глаза, голова запрокинулась назад, из уголка рта вытекла капелька крови, которая стекла вниз, оставив на щеке алый след. Затем – и это выглядело трагикомично – из его рта вылетели зубные протезы, которые с отчетливым стуком упали на расстеленный на полу ковер. Кто-то (не помню кто) увел меня из комнаты, и понятно, почему: семилетний ребенок не должен это видеть.
У деда случился массивный инсульт. Фактически он не умер, сидя в кресле, но и по прибытии в госпиталь ему не стало лучше. Он умер на руках мамы и теток, которые поехали вместе с ним. На похороны меня не взяли, потому что я была слишком мала, и я не помню, как вела себя в тот день моя семья. Но я помню только одну подробность, касающуюся его смерти, и она сильно меня напугала.
Я была очень подвижным и энергичным ребенком. Думаю, что эту черту я унаследовала от моего отца, происходившего из громадной католической семьи. Отец был надменным и своевольным человеком. У меня, старшей из двух детей, которых воспитывали в менее строгих правилах, эти черты проявились как независимость, стремление к знаниям и необходимость к частому уединению с книгами или собственными мыслями. Я научилась читать в два года, и, вероятно, могла сказать маме, когда начнется моя любимая телевизионная передача, прочитав об этом в программе передач. Однажды, решив меня наказать, мама, как многие нервные и тревожные родители, отправила меня в мою комнату, чтобы я побыла там одна. После долгой «вечности»,
Короткая встреча со смертью могла сильно испугать ребенка более юного возраста, но я была слеплена из другого теста, я, как зачарованная, смотрела в безносое лицо скелета в черном балахоне, считая его приход вызовом, задачей, которую надо исследовать. У меня не было врожденного понятия о том, как устроен мир, но уже в самом нежном возрасте я понимала, что не может быть света без тьмы.
Возможно, в этом была виновата моя цыганская кровь или дурное католическое влияние моего отца. Возможно, причина крылась в моем ненасытном интересе к романам Агаты Кристи в том возрасте, когда другие дети читают Энид Блайтон. Но, возможно, все началось с массового убийства кроликов.
Временами отец по какому-то странному капризу дарил мне и моему младшему брату домашних животных. Однажды такими животными оказались два кролика – черный и белый. Двух кроликов поместили в огромную клетку и поселили в сарае, где они и наслаждались жизнью. Мы часто выпускали кроликов из клетки, и они радостно бегали по сараю или по саду. Мы были убеждены, что здесь их не смогут тронуть бродившие по округе бездомные кошки. Так мы, во всяком случае, думали. В один прекрасный день, когда мы обедали, со двора вдруг послышался жуткий писк и громкое урчание. Мы застыли с вилками, не донесенными до рта. После минутного замешательства мы бросились на улицу и рванули к сараю. Нашим глазам представилась сцена из американского фильма о женском студенческом общежитии, в котором студентки весьма сексапильно дерутся подушками, и летящий пух прилипает к потным телам. Однако вместо белого пуха мы увидели клочья меха, а вместо загорелых потных конечностей – судорожно трепещущие трупы кроликов.
Дело было в том, что отец купил нам самца и самку, они спарились – чего мы не видели – и произвели на свет бесчисленное множество крольчат. Они были такими маленькими, а родители так искусно спрятали их в укромные щели, что мы их не обнаружили – маленькие кролики жили в тесном пространстве между клеткой и стеной, за холодильником, под решеткой и за водяным котлом. Мы не подозревали об их существовании. Кот проник в сарай через крошечное оконце и порезвился на славу. До того, как мы узнали о крольчатах, кот убил их всех, просто ради развлечения.
Точнее, почти всех.
Словно гиены, мы рыскали среди мертвых кроликов, собирая комочки меха и трупики, а потом обнаружили одного живого, крошечного, дрожащего крольчонка. Я помню, что этот несчастный кролик уместился в моей детской ладошке, и помню, как отчаянно стучало его маленькое сердечко. Я чувствовала свою полную беспомощность, мучилась осознанием своей вины за то, что не смогла предотвратить эту трагедию.
Смерть, мой старый враг, снова нанесла свой удар.
Чем больше знаешь о каком-то предмете, тем лучше ты можешь им управлять. Если происходит трагедия, то способность сбросить с нее покров таинственности помогает обуздывать эмоции. Именно так я и поступила со смертью. Говорят, что надо сближаться с друзьями, но еще больше надо сближаться с врагами. Я приблизилась к смерти, своему врагу, так близко, насколько это было возможно, и она, нанося свои удары, превратилась, наконец, в моего друга.
В медицине инсульт (или удар) называют острым нарушением мозгового кровообращения, хотя, конечно, в каком-то отношении, его трудно назвать «острым». Одним из главных факторов риска является курение, и, таким образом, мой дед, куря самокрутки, сам приблизил свою смерть. К другим факторам риска относят повышенное артериальное давление, повышенный уровень холестерина в крови и ожирение. Все эти нарушения мы можем взять под контроль. Я знаю это, потому что будучи стажером в морге я держала в руках мозг человека, умершего от острого нарушения мозгового кровообращения, а доктор Джеймсон объяснял мне, отчего случаются инсульты.