Патрик Кензи
Шрифт:
— Ты дубасил человека на глазах у ее дочери, Бубба.
— Ну и что? Он сам напросился.
— Грейс этого не знала, а Мэй слишком мала, чтобы понимать.
— Вот что я тебе скажу, Патрик. Просто для Кевина выпал плохой день, а для меня — хороший. Очень хороший.
Я вздохнул. Пытаться толковать Буббе о социальном договоре и принципах морали — это все равно, что вести разговор о холестерине с «Биг Маком».
— Нельсон все еще сторожит Грейс? — спросил я.
— Как ястреб.
— Пока все не закончится, Бубба, он не должен спускать с нее глаз.
— Он
Я аж вздрогнул.
— Так чем, собственно, Кевин и Джек сейчас заняты?
— Укладывают вещи. Похоже, собираются в путешествие.
— Куда?
— Не знаю. Но выясню.
Я почувствовал едва ощутимую усталость в его голосе.
— Бубба.
— Да?
— Спасибо за охрану Грейс и Мэй.
Его голос потеплел.
— Всегда пожалуйста. Ты ведь сделал бы то же самое для меня.
Возможно, чуть деликатнее, но…
— Конечно, — сказал я. — Может, ты на какое-то время ляжешь на дно?
— Почему?
— Кевин может нанести ответный удар.
Он рассмеялся.
— Ну и что? — Он фыркнул. — Кевин.
— А как Джек? Может, ради поддержания авторитета он должен наказать тебя за то, что ты избил одного из его людей.
Бубба вздохнул.
— Джек — это мыльный пузырь, Патрик. Тебе этого не понять. Он, конечно, окреп, и он опасен, но только для хилых. Не для таких, как я. Он знает, чтобы вывести меня из игры, придется использовать невообразимую кучу народа, а если промахнется, надо готовиться к мировой войне. Он похож… когда я служил в Бейруте, нам раздавали ружья без пуль. Это и есть Джек. Ружье без пуль. А я — тот чокнутый шиит, который едет на грузовике с бомбами вокруг его посольства. Я — это смерть. А Джек слишком нежный, чтобы играть со смертью. Он ведь получил свой первый опыт власти довольно давно, еще в Ассоциации.
— О чем ты? — спросил я.
— «Охранная ассоциация Эдварда Эверетта», ОАЭЭ. Местная организация по охране правопорядка. Помнишь? Еще в семидесятых.
— Смутно.
— Да, черт возьми. Все они были добропорядочными гражданами, все жаждали защитить свою округу от негров, скандалистов и тех, «кто не так смотрит». Черт, мне самому дважды от них досталось. Твой старик так меня отделал…
— Мой старик?
— Да. Сейчас вроде смешно, столько всего было. Черт, отряд просуществовал каких-то шесть месяцев, но они заставили оболтусов вроде меня платить, когда попадались. Ничего не скажешь.
— Когда это было? — спросил я, так как из глубин моей памяти стали всплывать обрывки сцен — собрания в комнате отца, громкие, самоуверенные голоса, сопровождавшиеся звоном льда в стаканах, пустые угрозы в адрес похитителей автомобилей, нерадивых операторов, а также любителей граффити нашей округи.
— Не знаю. — Бубба зевнул. — Я тогда воровал колпаки с колес, значит, был еще сопляк. Наверно, нам было лет по одиннадцать-двенадцать. Думаю, год семьдесят четвертый или пятый.
— А мой отец и Джек Рауз…
— Были вожаками. Кроме них были еще, дай вспомнить, Пол Бернс и Терри Климстич, и забавный паренек, залетный, который вечно носил галстук, да, были еще две женщины.
— Кто были эти женщины? — спросил я. — Бубба?
— Эмма Херлихи и Дидра Райдер, представляешь? Бабы надрали мне задницу. Каково?
— Мне пора, Бубба. Скоро позвоню. Ладно?
Я повесил трубку и набрал номер Болтона.
Глава 28
— Что они сделали? — спросила Энджи.
Мы, то есть Болтон, Девин, Оскар, Эрдхем, Филдс и я, стояли у журнального столика в гостиной Энджи и разглядывали копии фотографии, которую раздобыл Филдс, разбудив редактора местного еженедельника «Дорчестер Коммюнити Сан», выходящего в округе с 1962 года.
Снимок находился рядом с хвалебной статьей, посвященной местной охранной ассоциации, и был датирован 12 июня 1974 года. Под заголовком «Соседи, которые не дремлют» начиналась статья, точнее, патетические излияния по поводу отважных подвигов ОАЭЭ, а также других подобных ей, как то: «Наблюдатели Адамс Корнер» из Непонсета, «Лига Сейвин Хилл», «Жители Филдс Корнер против преступности» и «Защитники Эшмонт Сивик».
В третьей колонке была цитата моего отца: «Я пожарник и одно знаю наверняка: огонь необходимо остановить на нижнем этаже, пока он не вышел из-под контроля».
— Твой старик умел кусаться даже словами, — сказал Оскар. — Даже тогда.
— Это было одно из его любимых высказываний. Он годами упражнялся в нем.
Филдс переснял фотографию членов ОАЭЭ на баскетбольном поле «Детской площадки Райна», на которой они пытались выглядеть одновременно вояками и добряками.
В центре группы мой отец и Джек Рауз, стоя на коленях, держали с двух сторон эмблему Ассоциации с трилистником в верхних углах. Оба будто позировали для футбольной открытки, подражая стойке нападающих форвардов: один кулак утоплен в землю, другая река держит эмблему.
Непосредственно за ними стоял еще совсем юный Стэн Тимпсон, единственный при галстуке. В этом же ряду слева направо разместились: Дидра Райдер, Эмма Херлихи, Пол Бернс и Терри Климстич.
— Что это? — спросил я и указал на маленькое черное пятно в правом углу снимка.
— Имя фотографа, — ответил Филдс.
— Можно его как-то восстановить, рассмотреть?
— Я вас опередил, мистер Кензи.
Мы повернулись и посмотрели на него.
— Этот снимок сделала Дайандра Уоррен.
Она была похожа на смерть.
Кожа ее была цвета гипса, а одежда, свисающая с исхудалой фигуры, вся в складках.
— Расскажите, пожалуйста, об «Охранной Ассоциации Эдварда Эверетта», — попросил я.
— О чем? — Она смотрела на меня затуманенными глазами. Глядя на нее, я чувствовал, что смотрю на человека, которого знал еще в юности, но не видел несколько десятилетий, а теперь обнаружил, что время не только состарило его, но безжалостно опустошило.
Я положил фотографию перед ней на стойку бара.