Патриот
Шрифт:
Но вернёмся к моей политической карьере в «Яблоке».
Первые крупные выборы, на которых я работал, были думские, в 2003 году. На них я возглавил московский штаб и начал организовывать разные мероприятия совместно с молодёжным крылом «Яблока», которым руководил Илья Яшин (с тех пор прошло почти двадцать лет, и мы по-прежнему остаёмся товарищами). Раньше считалось, что политические акции нужно проводить только под конкретные события, но мы решили, что акции сами по себе могут быть полноценными событиями, на которые обратит внимание пресса. В рамках предвыборной кампании мы стали устраивать митинги и одиночные пикеты. На них меня задерживали несколько десятков раз — правда, тогда ещё
Явлинский не верил в уличную политику. Он считал: чтобы тебя допустили до выборов, нужно действовать по старинке — пойти в кремлёвский кабинет, встретиться с кем-то из большого начальства и договориться. Больше этого он надеялся только на свою харизму. Что, в общем-то, было справедливо: люди голосовали за «Яблоко» не столько из-за действий партии, сколько из-за конкретного Явлинского, который отлично выступал по телевидению.
Несмотря на разговоры, пропускной барьер в Думу пока не изменился — пять процентов. И, хотя я скептически относился ко многому в «Яблоке», я не сомневался, что мы его пройдём. Мы просто не могли получить меньше.
И вот наступил день выборов. Вечером, когда избирательные участки закрылись и начался подсчёт голосов, мы сидели в офисе и следили за результатами. Количество голосов дошло до 4,3 %, но больше не увеличивалось. Оставалось совсем немного, а впереди были ещё Питер и Москва, где «Яблоко» традиционно пользовалось популярностью. Я ложился спать с твёрдой уверенностью, что пятипроцентный барьер будет пройден, но утром ничего не изменилось — у нас по-прежнему было 4,3 %.
Меня это ужасно разозлило. Я-то знал, что наш штаб работал хорошо. Москва тогда оказалась единственным регионом, где результат «Яблока» увеличился по сравнению с предыдущими выборами. Пока я боялся провести плохую кампанию и соревновался с другими, со мной никто не соревновался. Везде просто палец о палец не ударили. А проигрыш поспешили объяснить чем угодно, но не истинной причиной: позорно проваленной избирательной кампанией.
В 2016 году, когда «Яблоко» в очередной раз избиралось в Думу, вышла реклама с Явлинским. В ней он сидел на стуле в тёмной комнате с белыми плакатами в руках. На них были написаны фразы, и в течение минуты он под заунывную музыку менял эти плакаты, как бы складывая длинную фразу по кусочкам. В какой-то момент у Явлинского в руках оказалась табличка с надписью: «Можно ВООБЩЕ ничего не делать». Этот кадр стал мемом. Именно это правило партия «Яблоко» и он сам свято блюли долгие годы. Результат был предсказуем: тогда, в 2016 году, на выборах в Думу партия «Яблоко» набрала 1,99 %.
Можно себе представить, что где-то в параллельной вселенной все худшие опасения «яблочного» руководства сбылись и в начале нулевых я стал лидером их партии. «Яблоко» тогда бы превратилось совсем в другую организацию. Она по-прежнему состояла бы из милых ботаников, только ещё и из очень храбрых, потому что я глубоко убеждён, что все лучшие вещи на земле были созданы храбрыми ботаниками. (У меня в кабинете висит фотография Сольвеевского конгресса физиков. Если меня спросят: «Кто твои настоящие герои?» — я скажу: вот эти храбрые ботаники, которые совершили революцию и обеспечили прогресс всего человечества. Они так меня вдохновляют, что я каждому из своих детей повесил в комнату их фотографию.)
Но ботаники из партии «Яблоко» были немного трусоваты. Они боялись экспериментировать. Мир менялся, а они стояли на месте. Когда-то у «Яблока» была фракция в Государственной думе, и в партии не представляли, что может быть по-другому. Потом они перестали проходить пятипроцентный барьер и начали жаловаться на произвол и фальсификации. Результаты выборов и правда уже тогда вовсю фабриковались, но всё-таки и само
Это абсолютно не сочеталось с моими представлениями о том, как нужно вести политическую деятельность. Я считал, что общий язык нужно находить со всеми. Я чувствую себя комфортно и со своими бывшими одноклассниками (почти все — военные или полицейские), и с хулиганами и наркоманами всех мастей в спецприёмнике. Что далеко ходить: сейчас я в тюрьме, а один такой бедолага сидит на соседних нарах. Рассказывает, как сломал себе жизнь и что его ВИЧ-препараты очень дорогие и не работают. И мы с ним обсуждаем вопросы метадоновой терапии.
Я уверен, что люди в России хорошие, а руководство в России ужасное. Поэтому, когда я понял, что «Яблоко» намеренно отталкивает от себя сторонников, мне разонравилось быть политическим меньшинством. Я не сомневался, что как минимум тридцать процентов населения страны разделяет демократические взгляды, а значит, у нас есть все шансы со временем стать политическим большинством.
Из партии «Яблоко» меня в итоге исключили. Предлогом стал мой «национализм».
Слово «национализм» вообще звучит устрашающе. Для всех иностранных журналистов это любимая тема, потому что стоит только его произнести, как воображение большинства западных зрителей рисует каких-то агрессивных скинхедов. Но никакими скинхедами эти люди в большинстве своём не были. Сами они называли себя «европейскими националистами»; их, точно так же как и либералов, выдавили из политической системы страны, лишили всякого представительства в парламенте, да и шанса его получить, не допуская к выборам. А я был уверен, что для борьбы с Путиным нужна широкая коалиция.
В то время они раз в год проводили в Москве митинги, которые назывались «Русскими маршами». Эти акции, как правило, разрешали проводить только на окраине города, и даже там на них собиралось несколько тысяч человек. Их нещадно разгоняла полиция, и вообще, первые массовые задержания происходили именно там, а не на акциях либералов или демократов, как можно было бы предположить. И я решил, что раз я со своими демократическими ценностями поддерживаю принцип свободы собраний, то надо проявить последовательность. Я начал им помогать организовывать эти митинги и из солидарности несколько раз сходил на них сам, поэтому теперь в интернете можно найти фотографии меня на фоне чёрно-бело-жёлтого флага, которыми часто украшают мои интервью с вопросом: «Националист ли вы?»
Само собой, на «Русских маршах» присутствовали и малоприятные, и вовсе отталкивающие личности, но восемьдесят процентов участников были обычными людьми с консервативными, иногда немного экзотическими и порой узкими взглядами. Тем не менее они были совершенно нормальными. Однако человеческая психика устроена так, что, видя группу обычных людей, ты концентрируешься на самых радикальных из них, потому что они самые интересные. И медиа отлично улавливают эту человеческую особенность, поэтому после каждого «Русского марша» обязательно появлялась пара фотографий с фашистами или просто хулиганами, которые мне очень любят показывать журналисты, спрашивая с хитренькой улыбкой, не против ли я был участвовать с ними в одних акциях.