Патриот
Шрифт:
Я объяснял это так много раз, что, мне кажется, можно разбудить меня посреди ночи, и я с ходу выдам ответ, но раз люди продолжают спрашивать — значит, я должен продолжать разъяснять.
Суть моей политической стратегии в том, что я не боюсь людей и открыт к диалогу с каждым. Я могу разговаривать с правыми, и они готовы меня выслушать. Могу разговаривать с левыми, и они тоже готовы меня выслушать. Я могу разговаривать с демократами, потому что я сам один из них. Настоящий политический лидер не может просто взять и отказаться от огромной части своих сограждан, потому что лично ему не симпатичны их взгляды. Поэтому нужно сначала добиться, чтобы любой человек — и правый, и левый — мог на равных условиях участвовать в выборах и чтобы
В нормальной развитой политической системе я бы вряд ли оказался в одной партии с националистами. Но при этом попытки дискредитировать националистическое движение я считаю глупыми и бесперспективными. Без сомнения, людей, которые устраивают погромы, нужно привлекать к ответственности, но остальным нужно дать возможность действовать легально и высказывать свое мнение, даже если оно вам не нравится. Эти люди уже существуют, как и их сторонники, и никуда не денутся, даже если вы будете их игнорировать. Их ослабление в конечном счёте приведёт только к усилению Путина. Что в итоге и произошло. Пока мы были заняты мелкими разборками и решали, кого к какому лагерю приписать и с кем нам корректно находиться на одной фотографии, мы оказались в стране, где людей сажают в тюрьмы ни за что или даже убивают.
В авторитарной стране политика устроена очень примитивно: либо ты за власть, либо против. Это единственный критерий системы «свой — чужой», который доступен российскому обществу, — все прочие политические координаты начисто сбиты. Я постоянно сталкиваюсь с непониманием западной аудитории в ответ на мои рассуждения о российских партиях. Они привыкли иметь дело с очень чётким политическим спектром: правые, левые, социал-демократы, либералы. Но к России это всё не относится. Наши коммунисты — это не «левые» в классическом понимании, они не поддерживают меньшинства и не особо агитируют за повышение минимальной зарплаты. Российские коммунисты гораздо консервативнее даже американских правых. В нашей стране совершенно другой политический ландшафт. Легализация оружия, запрет абортов (темы, которые в западном мире вызывают ожесточённые споры) российских избирателей трогают гораздо меньше. Нам бы для начала сделать так, чтобы у нас была свобода слова, честные выборы и соблюдались права человека.
Но если мне даже спустя столько лет приходится объяснять, почему я решил вести диалог с националистами (впрочем, справедливости ради, сейчас — гораздо реже), то в середине нулевых это и вовсе был скандал. В «Яблоке» этим быстро воспользовались и в 2006-м решили исключить меня из партии под предлогом участия в «Русском марше», хотя всем уже тогда было очевидно: настоящая причина в том, что я слишком уж злостно критиковал Явлинского и ответственность за неудачи «Яблока» публично возлагал именно на него. Если бы я его хвалил, всё бы наверняка сложилось иначе. В Красноярске у нас был председатель отделения партии по фамилии Абросимов (я хорошо её запомнил, потому что девичья фамилии Юли такая же), который на своё здание повесил большую растяжку с надписью: «Россия для русских!» В «Яблоке» все схватились за сердце, но изгонять его тогда не стали, потому что он-то как раз Явлинского очень хвалил.
Иронично, что моё исключение длилось целый год — столько же, сколько я ждал, чтобы вступить в «Яблоко». Мне говорили: «Уходи сам», а я говорил: «Не уйду, вам надо — вы и исключайте». Но они, видимо, не хотели привлекать внимания, и наше противостояние тянулось месяцами, постепенно приобретая всё более фантастические формы. Его апогеем стал «Оруэлл в „Яблоке“», как окрестил ситуацию Яшин.
С последним выпуском партийной газеты, выходившей, между прочим, тиражом в миллион сто одиннадцать тысяч экземпляров, произошла удивительная вещь. На первой странице была фотография: «яблочная» первомайская демонстрация, люди под белыми флагами. Если приглядеться, можно было обнаружить, что один флаг плывёт по воздуху
После этого я уже принципиально наотрез отказался уходить из партии сам. Наоборот, я написал пост, в котором обратился к Явлинскому и потребовал от него уйти в отставку. Потом этот пост, как и другие с критикой «яблочного» руководства, распечатали на нескольких листах и раздали на заседании политбюро партии, чтобы обосновать моё исключение. Про национализм там не было ни слова.
На это заседание меня пригласили телеграммой (напомню, что мы все сидели в одном офисе). Когда я пришёл на заседание, внутрь меня не пустила охрана. Мне сказали, что я могу присутствовать только на обсуждении «своего вопроса». Из всех, кто был тогда в зале, против моего исключения проголосовал один Яшин. Явлинский предусмотрительно вообще не пришёл.
Напоследок я произнёс пылкую речь, и на этом с моей работой в «Яблоке» было покончено.
Как оказалось, это была судьбоносная перемена в моей жизни. До этого я был просто политическим активистом, работал на кого-то и вообще-то был этому даже рад: мне хотелось работать именно с кем-то и добиваться всего вместе с дружной командой единомышленников. В «Яблоке», несмотря на все минусы, была партийная структура, были люди, с которыми можно было делить ответственность. Теперь же я остался один, и впереди была неопределённость. Я понимал, что отныне всё придётся делать самому и отвечать за всё самому. Любая неудача будет не общей, а моей.
Однако о годах, проведённых в партии «Яблоко», я не жалею. Я познакомился там с разными хорошими людьми — например, с Петром Офицеровым, с которым нам придётся многое пройти вместе, но тогда мы об этом не подозревали. Я многому там научился. Я и Григорию Явлинскому благодарен за какие-то жизненные уроки. Но я не мог смириться с тем, что «Яблоко» добровольно загоняет себя в гетто общественной жизни. Я грезил «политическим большинством». Я хотел, чтобы появился такой политик, который будет делать всякие правильные и интересные проекты, будет работать с людьми напрямую. Если бы такой человек пришёл, я бы тут же начал всё делать вместе с ним. Но он всё не шёл и не шёл, и я вдруг понял, что сам могу быть этим человеком.
Речь на заседании бюро партии «Яблоко», 14 декабря 2007 года
Добрый день!
Я рад, что имею возможность выступить при рассмотрении вопроса о моём исключении из партии «Яблоко».
Я также благодарю руководство РДП «Яблоко», поставившее вопрос о моём исключении на первом же заседании после весьма драматического провала на думских выборах, начала операции «Преемник», первых реальных сигналов к тому, что Путин останется руководить страной в должности премьер-министра. Это говорит о том, что вопрос моего исключения рассматривается как ключевой политический вопрос и важнейший этап выхода «Яблока» из кризиса. Я немного смущён таким вниманием, но всё равно — спасибо.
В ходе подготовки к этому заседанию и сейчас прозвучало немало оценок моей политической позиции и результатов работы в «Яблоке». Кульминацией обсуждения, несомненно, стало сегодняшнее заявление одного из заместителей председателя партии о том, что я агент Кремля, проводящий линию Суркова и Чурова.
Поэтому я не могу не сказать пару слов о моей работе и о том, как она повлияла на «Яблоко».
Несмотря на то, что многое мне не удалось сделать, я могу заявить, что я горжусь той работой, которую проделал вместе с моими товарищами. Я утверждаю, что с 2002 года, с момента, когда я фактически начал работать в партии на профессиональной основе, в «Яблоке» не было ни одного успешного проекта, над которым не работали я и мои коллеги — члены моей команды.