Патриот

Умирать было совсем не больно. Однако очевидно было, что придётся, — иначе стал бы я ложиться на пол самолёта рядом с туалетом. Вы видели этот пол? Он не очень чистый.

Я летел в Москву из сибирского города Томска и был очень доволен собой. Через две недели пройдут региональные выборы, и мы твёрдо

намереваемся нанести поражение правящей партии «Единая Россия» в нескольких сибирских городах. Это станет важным сигналом, что после двадцати лет правления Владимир Путин не всемогущ и даже не особенно популярен в той части России, где огромное количество людей по-прежнему ежедневно смотрит телевизор, воспевающий «национального лидера» двадцать четыре часа в сутки.

Мне самому уже несколько лет запрещено участвовать в выборах. Политическую партию, которую я возглавляю, государство не признаёт. Недавно мы получили уже девятый отказ в регистрации за восемь лет. У нас всегда «неправильно оформлены документы». Только в редчайших случаях нашим кандидатам удаётся появиться в избирательном бюллетене — их не допускают под любыми, самыми нелепыми предлогами. Поэтому задача, стоящая перед нашей организацией, одной из самых больших в стране, но подвергающейся постоянным нападкам со стороны государства, звучит немного шизофренично: победить на выборах, к участию в которых нас не допустили.

В авторитарной стране, где двадцать лет основной задачей власти было приучать людей к беспомощности, к мысли, что от них ничего не зависит, не так-то просто уговорить их идти голосовать. При этом доходы населения падают седьмой год подряд — в принципе, если привести на участки хотя бы треть людей, недовольных властью, то ни один её кандидат никогда не выиграет. Только как привести? Убедить? Напугать? Мы выбрали третий вариант: разозлить.

Уже несколько лет я с коллегами снимал нечто вроде бесконечного сериала о коррупции в России. В последние годы редкая серия не набирала три-пять миллионов зрителей. Мы сразу отказались от занудного и, если честно, довольно трусливого журналистского подхода, принятого в российских реалиях: всех этих бесконечных «предположительно», «вероятно», «возможно» и прочих слов, навязанных редакциям юристами. Мы называем вещи своими именами. Украл — значит украл. Коррупция — значит коррупция. Если у чиновника есть роскошное поместье, мы не просто рассказываем о его существовании, а находим его, снимаем дронами и показываем во всех подробностях, сравнивая реальную стоимость имущества со скромными доходами, указанными владельцем в официальных декларациях.

Можно сколько угодно теоретизировать, а можно изучить фотографии со свадьбы пресс-секретаря президента страны и обнаружить, что часы, предательски выглядывающие из-под рукава его рубашки в тот момент, когда он обнимает невесту, стоят шестьсот двадцать тысяч долларов. Потом получить из швейцарского магазина справку о настоящей цене часов и рассказать эту историю стране, где каждый пятый живёт за чертой бедности. Притом что сама эта черта бедности — скорее черта нищеты: сто двадцать долларов в месяц. И когда зритель придёт в бешенство от наглости коррупционеров, сказать ему: посмотри на этом сайте список кандидатов, за которых нужно голосовать в твоём регионе, если не хочешь и дальше оплачивать роскошную жизнь чиновников.

Это работало. Мы одновременно развлекали и возмущали людей картинками из жизни «скромных патриотов у власти», объясняли на конкретных примерах, как работает механизм коррупции, и призывали к конкретным действиям, наносящим максимальный ущерб путинской системе.

Уткнувшись в иллюминатор, я думал о том, что теперь у меня достаточно материала, чтобы выпустить на ютубе пару фильмов о коррупции в сибирских городах. Их посмотрит несколько миллионов человек, а несколько сотен тысяч жителей Новосибирска и Томска не только посмотрят, но и разозлятся настолько, чтобы внять нашему призыву идти на выборы и голосовать против кандидатов партии Кремля. Ухмыляясь, я вспоминал и о том, как власти, понявшие

наш замысел, пытались мне помешать.

На чиновников всех уровней мои поездки по регионам действовали как красная тряпка на быка. Они считали этот вид моей деятельности одним из самых опасных и бесконечно фабриковали уголовные дела, чтобы ограничить мои передвижения. С 2012-го я год провёл под домашним арестом и ещё несколько лет — под подпиской о невыезде, запрещающей мне покидать Москву.

Сейчас ситуация повторялась. Два месяца назад с подачи государственного пропагандистского канала Russia Today против меня возбудили очередное смехотворное уголовное дело о «клевете на ветерана войны» и выдали предписание не покидать Москву. Я проигнорировал его, посчитав незаконным, уехал в Сибирь делать расследование и теперь возвращался с солидным уловом. Сотни гигабайт видеозаписей, от интервью с представителями местной оппозиции до съёмок секретной дачи одного из провластных депутатов на частном закрытом острове, уже зашифровали, загрузили на сервер и готовили к монтажу.

Я заранее предвкушал разгром «Единой России» в Томске и большие проблемы, ожидавшие её в Новосибирске. Мысль о том, что, несмотря на нарастающее давление (за последние два года одних только рейдов против наших штабов с выпиливанием дверей, людьми в чёрных масках, обысками и изъятием телефонов и компьютеров прошло больше трёхсот), мы стали только сильнее, была, безусловно, приятной. И насколько она была приятна мне, настолько же она была, очевидно, неприятна Кремлю и лично Путину. Скорее всего, это и стало последней каплей, после которой был отдан приказ «приступить к активным мероприятиям». Именно так это обычно называют в своих мемуарах сотрудники КГБ и ФСБ: нет человека — нет проблемы.

В обычной жизни с человеком может случиться много неприятностей. Вас может съесть тигр. Вам в спину может вонзить копьё представитель враждебного племени. Можно случайно отрезать себе палец, пытаясь удивить супруга своим кулинарным искусством, или ногу, неаккуратно орудуя бензопилой в гараже. Кому-то валится на голову кирпич, а кто-то выпадает из окна. Что уж говорить об обычных инфарктах и других досадных, но неудивительных вещах.

И хотя не так уж много моих читателей, надеюсь, получали копьё в спину или выпадали из окон, вам легко представить себе эти ощущения. Детского воспоминания об ободранной коленке достаточно, чтобы написать вымышленное, но очень натуралистическое эссе о том, как вы были ранены мечом при осаде Трои и даже не заметили этого в горячке боя, а потом ужасная боль, распухшая рана и немеющая конечность долгие недели терзали тело и подрывали дух воина. Жизненный опыт и наблюдения за другими позволяют нам в красках представить и примерить на себя любые ощущения. Так я думал, пока не оказался в том самом самолёте.

Повинуясь законам детективного жанра, я попробую рассказать о произошедшем в тот день максимально подробно. Любая мелочь может стать ключом к раскрытию преступления.

20 августа 2020 года. Будильник звонит в 5:30. Я просыпаюсь без малейшего усилия и иду в ванную.

Принимаю душ. Не бреюсь (то есть не использую пену для бритья). Чищу зубы. Шариковый дезодорант закончился — потерев подмышки голым пластиком, я выкидываю пустой флакон в мусорную корзину. Там его позже и найдут мои коллеги, когда придут обыскивать номер.

Завернувшись в самое большое из полотенец, висящих в ванной, я выхожу в комнату и собираюсь одеваться. Мне нужны трусы, носки, футболка. Я отношусь к той категории людей, которые всегда впадают в лёгкий ступор при выборе одежды, поэтому секунд десять смотрю на вещи, лежащие в раскрытом чемодане.

В голову приходит стыдная мысль: может быть, надеть вчерашнюю футболку? Всё равно через пять часов я буду дома, где снова буду мыться и переодеваться. Не, неудобно. Вдруг кто-то из коллег обратит на это внимание и подумает, что начальник совсем распустился и ведёт себя как бродяга.