Патруль времени (сборник)
Шрифт:
Голос его сник.
– Я действительно слаба, – прошептала она, склонив голову. – Значит, должна оставаться в одиночестве.
– Так будет вернее, – сказал Хайдхин. – Да. Возвращайся на некоторое время в башню. Дай людям понять, что ты размышляешь, творишь заклинания, призываешь богиню. Я понесу в мир твое слово.
– И я так думала, – распрямившись, выпалила она. – Но после того, что ты сделал, могу ли я тебе доверять?
– Можешь. Я клянусь, – голос Хайдхина на миг прервался, – если тебе недостаточно тех лет, что мы прожили рядом. – Тотчас в нем возобладала гордость. –
Повисло долгое молчание. Они проходили мимо загона, где стоял бык, зверь Тива, с мощными рогами, воздетыми к солнцу. Наконец она спросила:
– Ты передашь мои слова без изменений и будешь следить, чтобы не извратился их смысл?
Старательно подбирая слова, Хайдхин ответил:
– Мне больно, что ты не доверяешь мне, Эдх.
Тогда она взглянула на него. Глаза ее затуманились.
– Все эти годы, дорогой старый друг…
Они остановились тут же, на влажной тропе через заросший травой луг.
– Я стал бы больше чем другом тебе, если б ты только позволила, – произнес он.
– Ты же знаешь, я не могу позволить себе переступить черту. И ты всегда уважал мое решение. Да, отправляйся в Колонию и будь моим вестником.
К Хайдхину вернулась суровость.
– Я отправлюсь и туда, и куда тебе будет угодно послать меня, чтобы служить, не жалея своих сил… Если только ты не велишь мне нарушить ту клятву, что я произнес на берегу Эйна.
– Это… – Краска вспыхнула и погасла на ее лице. – Это было так давно.
– По мне, так я произнес ее вчера. Никакого мира с римлянами. Воевать, пока я жив, а после смерти преследовать их по дороге в ад.
– Найэрда могла бы освободить тебя от этой клятвы.
– Я никогда не смогу освободить себя сам. – Словно тяжелым кузнечным молотом Хайдхин добивал ее. – Или прогоняй меня навсегда, или поклянись, что не будешь требовать от меня мириться с Римом.
Она покачала головой.
– Я не могу сделать этого. Если они предложат нам, нашим соплеменникам, всем нашим народам свободу…
Он обдумал ее слова, прежде чем сдержанно ответить:
– Ну, если будет так, прими от них свободу. Тебе, я думаю, можно.
– Сама Найэрда желает этого. Она ведь не какой-нибудь кровожадный ас.
– Хм, раньше ты говорила другое, – усмехнулся Хайдхин. – Я не жду, что римляне с готовностью откажутся от налогов с западных племен и позволят им уйти прочь. Но если такое случится, тогда я соберу всех, кто захочет следовать за мной, и поведу их сражаться на землях Рима, пока не паду под мечами легионеров.
– Пусть смерть обходит тебя стороной! – воскликнула Эдх.
Он положил руки ей на плечи.
– Поклянись мне, призови Найэрду в свидетели, что будешь проповедовать войну до конца, пока Рим не оставит эти земли или… или, по крайней мере, пока я не умру. Тогда я выполню все, что ты пожелаешь, честное слово, буду даже оставлять в живых захваченных в плен римлян.
– Если таково твое желание, пусть будет так, – вздохнула Эдх. Она отступила от него и уже командным тоном добавила: – Пойдем в святилище в таком случае, отдадим
8
Когда-то город назывался Оппитум Убиорум. Город убиев – так называли его римляне. Вообще-то, германцы не строили городов, но убии на левом берегу Рейна находились под сильным влиянием галлов. После покорения их Цезарем они вскоре вошли в состав империи и, в отличие от большинства своих соплеменников, были довольны этим: торговали, учились, открывали для себя внешний мир. В правление Клавдия город стал римской колонией и был назван в честь его жены. Страстно желая латинизации, убии переименовали себя в агриппинцев. Город разрастался. Позже он станет Кельном – Колоном для англичан и французов, – но это в далеком будущем.
А в эти дни площадь под его массивными, римской постройки стенами бурлила. От многочисленных лагерных костров поднимался дым, над кожаными палатками развевались варварские знамена, шкуры и одеяла так и валялись, где их оставили те, кому негде было ночевать. Ржали и стучали копытами лошади. Скот мычал и блеял в загонах, ожидая ножа мясника, отправляющего туши на прокорм армии. Мужчины бесцельно бродили взад и вперед: дикие воины из-за реки, галльский сброд с этой стороны. Поспокойнее вели себя вооруженные йомены [72] из Батавии и их ближайшие соседи, а ветераны Цивилиса и Классика всегда отличались своей дисциплиной. Отдельно кучковались унылые легионеры, которых пригнали сюда из Новезия. По пути они подвергались таким злобным насмешкам, что в конце концов их кавалерия послала всех подальше, отказалась от клятвы верности империи галлов и умчалась на юг под знамена Рима.
72
Йомены – арендаторы земельных участков, крестьяне.
Отдельно у реки стояла небольшая группа палаток. Ни один из мятежников не осмеливался приближаться к ним без дела ближе чем на несколько ярдов, а если приближались, то вели себя тихо. Часовые бруктеров несли вахту с четырех сторон, но только как почетная стража. Отпугивал всех ржаной сноп на вершине высокого шеста с привязанными к нему прошлогодними яблоками – сухими и сморщенными – знак Нерхи.
– Откуда ты сам? – спросил Эверард.
Хайдхин уставился на него, затем процедил в ответ:
– Если ты пролагал свой путь сюда с востока, как говоришь, то должен знать. Ангриварии помнят Вел-Эдх, лангобарды, лемовии и остальные – тоже. Разве никто из них ничего не сказал тебе о ней?
– С тех пор прошло много лет.
– Я знаю, что они помнят Вел-Эдх, потому что до нас доходят вести о них через торговцев, путников и воинов, недавно прибывших к Берманду.
Облако накрыло тенью грубую скамью возле палатки Хайдхина, где сидели мужчины. Затмив черты лица, тень сделала его проницательный взгляд еще острее. Ветер принес клуб дыма и звон железа.