Патруль времени (сборник)
Шрифт:
– Ты в курсе, чего может потребовать моя работа, – продолжала она. Лицо ее побледнело. «Скромность здесь не к месту», – вертелась у Эверарда мысль в глубине сознания. – И во время этой миссии тоже. Я не все время была богиней, Мэнс. Время от времени оказывалось, что очень полезно прикинуться обычной германской женщиной вдали от дома. А иногда мне просто хотелось забыться ночью.
В висках у него застучала кровь.
– Я не ханжа, Джейн.
– Но в душе ты по-прежнему провинциальный американец. Ты как-то сам так сказал, и я в этом убедилась. Я могу быть твоим другом, партнером, твоей любовницей, но никогда, в глубине твоей души, никем больше. Будь честен.
– Стараюсь, – хрипло произнес
– Для меня это было бы хуже, – закончила Флорис. – Мне пришлось бы слишком многое скрывать от тебя. Я чувствовала бы себя предательницей. В этом, конечно, нет смысла, но именно такое было бы у меня ощущение. Мэнс, нам лучше не влюбляться друг в друга еще раз. Лучше будет, если мы расстанемся.
Они еще несколько часов провели в разговорах. На прощание она прижалась к нему, Эверард обнял ее и ушел.
Часть IV
Мария, Матерь Божия, Мать многострадальная, Мать милосердная, будь с нами теперь и в час нашей смерти.
Плывем мы на запад, однако ночь обгоняет нас. Присмотри за нами во мраке и проводи ко дню. Даруй кораблю нашему свое благословение, и будет оно нашим самым ценным грузом.
Чистая, как ты сама, звезда твоя сверкает над закатом. Веди нас своим светом. Успокой моря своею добротой, направь попутный ветер в пути нашем дальнем и обратно к дому, к нашим любимым, а в конце пути нашего земного молитвами своими проводи на небо.
Ave Stella Maris!
Год выкупа
Перевод Г. Корчагина
10 сентября 1987 года
Да, Киплинг знал, о чем говорил.
Прекрасно помню, как впервые дядя Стив прочел мне эти строки и прямо-таки мурашки побежали по спине. Было это десятки лет тому назад, а слова поэта по-прежнему со мной. В стихотворении говорится о морях и горах, и к нему отлично подходят Галапагосы, «зачарованные острова».
79
Киплинг Р. Море и горы. Перевод К. Лукьяненко.
Сегодня мне отчего-то захотелось побыть морской отшельницей. Туристы – народ по большей части достойный и жизнерадостный. Но если целый сезон напролет гонять их, как стадо баранов, по одним и тем же маршрутам, снова и снова отвечать на одни и те же вопросы, у любого иссякнут душевные силы. Слава богу, сейчас туристов мало, мой летний промысел закончен; скоро я вернусь в родные Штаты и приступлю к учебе в вузе.
– Милая Ванда! – Роберто использует слово «querida» [80] , и это говорит о многом. – Хотя бы сегодня позволь сопровождать тебя.
80
Возлюбленная (исп.).
В ответ я отрицательно качаю головой:
– Прости, дорогой.
Нет, я не права. Еще, чего доброго, воспримет «дорогого» буквально.
– Не сочти, что я дуюсь или хандрю. Просто хочется пару часиков побыть одной. У тебя разве не возникает
Я не кривлю душой. Мне достались отличные компаньоны – хотелось бы сохранить эту дружбу. И такое возможно – при условии, что все мы следующим летом окажемся здесь. Однако уверенности нет. Сама я мечтаю снова поработать на исследовательской станции «Дарвин», но кто знает, вдруг через год сократят научный персонал или меня увлечет какая-нибудь другая мечта. Скоро закончится этот последний лодочный поход по архипелагу, со стоянками в разрешенных местах, – и конец compaсerismo, нашему товариществу. Одна-две открытки на Рождество, и все.
– Тебе нужна охрана, – по своему обыкновению, драматизирует Роберто. – Помнишь, в Пуэрто-Айоре какой-то странный человек расспрашивал о молодой светловолосой североамериканке?
Может, и впрямь согласиться, чтобы Роберто сопровождал меня? Соблазн велик. Он хорош собой и полон жизни, и он настоящий джентльмен. Не сказать, что в эти летние месяцы у нас получился роман, но мы сильно сблизились. Он ни словечком не обмолвился о том, что надеется на еще большую близость, но я все вижу по его глазам.
Да, соблазн силен, и противиться ему нелегко.
Но я должна устоять – даже не ради себя, а ради него. Национальная принадлежность тут ни при чем. Кажется, в Эквадоре к американцам относятся лучше, чем в любой другой латиноамериканской стране. По нашим понятиям, здесь все как должно быть. Очень красив Кито, и даже Гуаякиль – уродливый, задымленный, бурлящий энергией – напоминает мне Лос-Анджелес.
Но Эквадор – не США, и, если оценивать женщину по здешним меркам, во мне много неправильного. Прежде всего, не знаю, когда буду готова отказаться от кочевой жизни – да и буду ли?
А потому я отвечаю со смехом:
– Да-да, об этом человеке мне говорил на почте сеньор Фуэнтес. И до чего же он волновался, бедный! У чужака и одежда нелепая, и акцент незнакомый, и вообще… Как будто мало с лайнеров на берег сходит разных чудиков? И неужто в нынешние времена блондинка на островах такая редкость? Нас тут бывает полтысячи за год.
– Да если и имеется у Ванды тайный обожатель, как бы он мог за ней последовать? – спрашивает Дженнифер. – Разве что вплавь?
Нам известно, что с тех пор, как мы покинули Санта-Крус, ни одно судно не посещало остров Бартоломе. Даже яхты поблизости не проплывали. Ну а рыболова c архипелага узнал бы любой.
Все мы покрыты южным загаром; Роберто густо краснеет под своим. Мне жаль парня, я глажу его по руке и говорю всем:
– Ребята, вы ступайте, поплавайте-поныряйте, а я вернусь к ужину и даже успею принять участие в готовке.
После чего торопливо ухожу из бухты. Ведь и правда мне нужно побыть одной на лоне этой диковинной, суровой и прекрасной природы.
Я и сама не прочь бы искупаться. Вода кругом прозрачна как стекло и мягка словно шелк. То и дело замечаю пингвина, и, кажется, он не плывет, а летит. Роятся косячки рыб, будто вспыхивают миниатюрные фейерверки. Водоросли медлительно и торжественно танцуют хулу. А еще можно поиграть с морскими львами, они очень дружелюбны. Но тогда не избежать общения с другими купальщиками. Все они мне дороги, но охота немного отдохнуть от их болтовни. С кем мне хочется пообщаться, так это с дикой природой. И друзьям не скажешь о таком желании – слишком пафосно прозвучит, как будто я из Гринписа или Народной Республики Беркли [81] .
81
Самоназвание Калифорнийского университета в Беркли, принятое в 1960-х его студентами и преподавателями в честь маоистского Китая.