Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– Шотландского сегодня нет, – ответил, рыгнув, официант. – У нас хороший выбор вин и японская мура, которую тоже называют виски.
– Тогда белое вино. Шабли, если есть.
– Значит, белое.
– И мне тоже, – сказала Карин. Когда официант отошел, она заметила: – Теперь вы поняли, почему это кафе непопулярно.
– Его просто-напросто следует закрыть… Давайте поговорим. Ваш муж работал с моим братом в Восточном Берлине.
– Да.
– И это все, что вы можете сказать? Только «да»?
– Полковник же все вам сказал. Я не знала, что он работает в Париже,
– Так вы перевелись из-за меня?
– Из-за того, что вы – брат Гарри Лэтема, которого мы с Фредериком считали очень близким другом.
– Вы так хорошо знаете Гарри?
– Фредди работал на него, хотя это нигде не зафиксировано.
– Подобное никогда не фиксируется.
– Даже коллеги Гарри, а уж тем более полковник Витковски и его военная разведка не знали, что Гарри – куратор моего мужа. Не было ни намека на их сотрудничество в этой области.
– Но ведь Витковски сказал мне, что они работали вместе!
– Как единомышленники – да, но не как агент и куратор. Сомневаюсь, что кто-то об этом подозревал.
– Это следовало держать в тайне даже от нашего начальства?
– Да.
– Почему?
– Из-за характера работы, которую так охотно, с таким энтузиазмом выполнял Фредерик для Гарри. Если бы в некоторых событиях был обнаружен американский след, это привело бы к ужасным последствиям.
– Ни одна из сторон не отличалась особой чистоплотностью, а порой и обе выглядели чудовищно. Что же могло нарушить это негативное равновесие?
– Думаю, убийства.
– Убивали и те, и другие.
– Но убивали крупных людей. – Глаза Карин расширились, они почти молили. – Как я понимаю, многие из убитых занимали высокое положение, это были немцы – фавориты Москвы, лидеры, отчитывавшиеся непосредственно перед Кремлем. Представьте, что мэров ваших крупных городов или губернаторов штатов Нью-Йорк или Калифорния убили советские агенты. Понимаете?
– Этого не могло бы произойти – подобные акции ничего не дают. Москва никогда бы не пошла на это.
– А здесь такое было, и Москва, кстати, весьма разумно не раздувала скандала.
– Не хотите же вы сказать, что мой брат, куратор вашего мужа, приказывал ему убивать таких людей? Это абсурд. Да история с «У-2» по сравнению с этим – детская забава. Я вам не верю, леди. Гарри слишком умен и опытен, чтобы устраивать такое, – это вызвало бы массовые ответные акции в Штатах, дело покатилось бы к атомной войне, а этого никто не жаждет.
– Я же не говорила, что ваш брат приказывал моему мужу совершать такие акции.
– Что же вы говорили?
– Что такие акции совершались и что Гарри курировал Фредерика.
– Вы хотите сказать, что ваш муж…
– Да, – тихо сказала Карин де Фрис. – Фредди хорошо служил вашему брату, он так снюхался со Штази, что они устраивали приемы в честь торговца бриллиантами из Амстердама, который обогащал аппаратчиков. Потом выявилась схема: время и место убийства влиятельных восточных немцев, связанных с Кремлем, неизменно свидетельствовали, что это дело рук Фредерика.
– В этих делах не бывает совпадений.
– Мы это поняли за неделю до падения Стены, когда Фредерика схватили. Под пытками и под действием медикаментов муж признался в убийствах. Гарри, один из первых профессионалов, проникших в штаб-квартиру Штази и начавших там обыск, пришел в ярость от смерти Фредди. Он знал, когда это случилось и что надо искать. Найдя копию допроса, он держал ее у себя, пока не отдал мне.
– Значит, ваш муж сражался в одиночку, и ни вы, ни мой брат его не раскусили.
– Надо было знать Фредди. Он имел основания для таких поступков. Он ненавидел воинствующих немцев, но это чувство не распространялось на терпимых, даже склонных к покаянию граждан Западной Германии. Видите ли, его деда и бабку расстреляли эсэсовцы на городской площади на виду у всех жителей. Они были виновны лишь в том, что принесли еду голодающим евреям, которых держали за колючей проволокой в поле, возле железнодорожного депо. Хуже всего, что в назидание непокорным жителям вместе с его дедом и бабкой расстреляли семерых невинных мужчин, а все они имели детей. Безумие, порожденное паникой, привело к тому, что на всю семью де Фрис легло клеймо. Родственники забрали Фредерика в Брюссель, ему лишь изредка разрешали видеть родителей, которые впоследствии одновременно покончили с собой. Я уверена, что страшные воспоминания преследовали Фредди до самой смерти.
Она умолкла. Пьяный официант принес вино, выплеснув часть из бокала на брюки Дру.
– Пошли отсюда, – сказал Дру. – За углом есть вполне приличная пивная.
– Я тоже ее знаю, но предпочла бы закончить разговор здесь.
– Почему? Здесь же отвратительно.
– По-моему, нам не стоит показываться вместе.
– Господи, да мы же вместе работаем. Кстати, почему вы ни разу не появлялись на наших посольских сборищах? Я уверен, что запомнил бы вас.
– Я не особенно люблю вечеринки, мсье Лэтем. Я живу очень уединенно и вполне счастливо.
– Одна?
– Таков мой выбор.
Дру передернул плечами.
– Что ж, о’кей. Итак, вы увидели мое имя в списках, направленных нами в Гаагу, и попросили перевести вас сюда, потому что я брат Гарри. Зачем?
– Я же говорила вам, что прошла проверку в НАТО и имею допуск к самым секретным материалам. Полгода тому назад мне в руки попала памятная записка главнокомандующему, переданная по радио, по спецканалу, и, снедаемая любопытством, я, как и сегодня, прочла ее. В ней говорилось, что некоего Дру Лэтема – с полного согласия Ке-д’Орсе – переводят в Париж для изучения «Германской проблемы». Не надо обладать богатым воображением, чтобы понять это, мсье. «Германская проблема» погубила моего мужа, и я хорошо помнила, как тепло отзывался о вас Гарри. Он очень не хотел, чтобы вы шли по его стопам, ибо считал вас человеком слишком горячим и лишенным способностей к языкам.