Паук раскинул сеть
Шрифт:
– Что ты ему обещала?
– Потом, Ольер?
– попыталась уйти от неприятной темы гоэта.
– Ты слишком слаб.
Романтичное настроение пропало, теперь Эллине самой хотелось уйти. Например, сбежать за водой.
– Сейчас, - чуть повысив голос и закашлявшись, возразил Брагоньер. Глаза посветлели и заледенели. Казалось, они прожгут в гоэте дыру. Соэр заёрзал, отчаянно пытаясь сесть, но Эллина вовремя заметила и не позволила.
– Условия?
– Желание. С тебя, - понурив голову, покаянно пробормотала гоэта и зажмурилась, ожидая бурной реакции.
– Не кричи и не ругай меня, пожалуйста!
–
– Если б я торговалась, ты бы умер. А ты мне нужен живой, даже если выгонишь.
– Вот зачем я тебе, Эллина?
– с вселенской усталостью в голосе покачал головой Брагоньер.
Глянул на полк лекарств на прикроватном столике и с горькой усмешкой добавил:
– Особенно теперь. Да и потом. И драгоценности наверняка продала - на что жить станешь, когда меня казнят?
Эллина вздрогнула и в ужасе уставилась на Брагоньера. Тот кивнул: не шутил.
– Не думала, - констатировал он и прикрыл глаза.
– Даже если живой, превратишься в сиделку. Уезжай.
Гоэта отчаянно замотала головой и прильнула к горячим сухим губам. Соэр на поцелуй не ответил. Он лежал и смотрел в потолок. Эллина рискнула устроиться рядом и осторожно обняла. Сколько же бинтов, дощечек, и как же пахнет лекарствами! Ну да, на Брагоньере же живого места не было.
Соэр молчал, даже не делал попытки ответить на ласку. Он напоминал живого мертвеца, только дышал и молчал. Заговорил где-то через час, вновь набравшись сил.
– Я не просил тебя помогать, - теперь голос Брагоньера звучал увереннее, жёстче.
– Тебя не пощадят. И некромант... Ты прекрасно знала, но сделала. Хорошо, за измену прощаю, хотя это и тяжело...
Он замолчал и глотнул воздуха. Эллина видела его глаза - холодные, чужие, и понимала, соэр лжёт. Измена для него - хуже смерти, пусть даже иного выхода нет.
– Попытаюсь простить, - исправился Брагоньер.
– Остальное... Посмотри на меня.
Гоэта покорно села так, чтобы от любовника не укрылось ни единого жеста, и уставилась ему в глаза. Горько, когда допрашивает и обвиняет любимый человек, но его можно понять. Очевидно, соэр увидел нужное, потому что с облегчением вздохнул и попросил воды. Эллина тут же налила и помогла выпить, придержав голову.
– Прощаю, - уже уверенно повторил соэр.
– Об остальном потом. Можешь остаться.
Гоэта кивнула и подоткнула одеяло. Брагоньер тут же прикрыл глаза и задремал. Врач говорил, сон ему на пользу.
'Потом' наступило нескоро. Соэр долго набирался сил перед тем, как устроить Эллине разнос.
Брагоньер уже слышал о новом монархе и сделал вывод, что либо против него готовят показательный процесс, либо герцог собирается выслать его из страны. Не знать о выжившем инквизиторе тот не мог. Сольман, навестивший Брагоньера в конце августа, ввёл друга в курс дел при дворе. Судьба главы Тайного ведомства тоже висела на волоске. Всё решится после Дворянского собрания. Поговаривали так же, будто её величество в положении. Она дважды была у женского врача и дважды возвращалась задумчивой. Но пока слухи ничем не подтверждались, и даже горничные не могли назвать имя отца ребёнка, если таковой вообще существовал. Словом, у Брагоньера имелись все основания ждать беды. Его пока не уволили, а сам Главный следователь Сатии находился в отпуске по болезни.
– Садись, - Брагоньер указал на кресло у кровати.
– Письма на моё имя есть? Если да, потом прочитаешь мне?
– А можно?
– удивилась Эллина, придвинувшись вплотную к изголовью.
– Раньше бы спрашивала! Например, стоит ли обращаться к тёмному магу, - ядовитым тоном разбередил старую рану соэр.
– Но ты не думаешь, Лина, отвечать же приходится мне. И ты даже не считалась с моими чувствами. Да, я об измене, - подтвердил он невысказанное предположение.
– Надеюсь, ты никогда больше так не поступишь. Особенно с этим...
Брагоньер с презрением сплюнул. Он не хотел признаваться в бешенной, неподвластной разуму ревности к Малису, но и сдержать эмоции не сумел. Лучше бы с другим, чем с некромантом! Одно радовало, Эллина действительно изменила только ради безопасности окружающих, никакого влечения к Малису она не испытывала, даже мимолётного. Только поэтому соэр простил одно из самых страшных преступлений по шкале своего мировоззрения. Если б не любовь Эллины, Брагоньер без раздумий расстался бы с ней.
– Но самое страшное не это, а условия сделки. Как понимаю, жизнь взамен на деньги и желание. Ты не ребёнок и должна понимать, к каким последствиям это повлечёт. Твой друг - преступник, тёмный. Чем я занимаюсь, ты в курсе. Сделай выводы сама.
Эллина потупилась и вздохнула. С одной стороны, он прав, но, с другой, разве сам не поступил точно так же ради жизни любимой? Однако вслух ничего не сказала.
– И что ему нужно? Помимо драгоценностей, которые с лихвой окупили бы работу.
– Откуда ты?..
– вспыхнула гоэта.
– Мать рассказала. Потом сходишь с ней к портнихе. Я просил сшить тебе платье. Итак?
Эллина пожала плечами. Малис не объявлялся с того самого вечера.
– Так узнай, - с лёгким раздражением сказал Брагоньер.
Его поражала беспечность любовницы. Тёмный наверняка потребует нечто противозаконное, отыграется за годы преследования, унизит, растопчет.
В дверь постучались, и дворецкий доложил:
– Его светлость герцог Ланкийский желает вас видеть. Они поднимутся наверх.
'Вот и пришёл час расплаты!' - пронеслось в голове Брагоньера, но внешне он остался спокоен. Выслал Эллину и попросил переодеть себя. Смерть в лице регента надлежало встречать не в ночной рубашке и с растрёпанной головой.
Глава 18. Каждому по потребностям
Эллина столкнулась с герцогом в коридоре и с трудом присела в низком реверансе. Как ни далека она оставалась от политики, новости слышала. Если бы знала, чем грозит этот визит, Эллина и вовсе бы онемела. Так же она видела перед собой лишь будущего монарха - само по себе немало для мелкой мещанки. Сердце ушло в пятки, ноги дрожали от напряжения.
Остановившись напротив Эллины, герцог окинул её задумчивым взглядом. Гоэта опустила голову ещё ниже, гадая, что же ему понадобилось. Справиться о здоровье Брагоньера? Так наверняка доложили.