Пауло Коэльо. Исповедь паломника
Шрифт:
— Да, это серьезная проблема. Я это наблюдаю здесь, на пляже. Утром он совершенно пуст, потом приходит и усаживается мама с ребенком, потом — ребята, играющие в мяч, потом красотки в поисках приключений, в своих крошечных бикини. И следующая мама с ребенком, которая придет на пляж, не станет садиться ни возле красоток, потому что будет чувствовать себя некрасивой, ни возле тех, кто играет в мяч, ведь она сама не собирается играть. Естественно, она сядет рядом с другой матерью. Дети принимаются играть, приходят красавцы, которые усаживаются рядом с красотками. На пляже возникают свои миры, и постепенно складываются особые племена: мамы с детьми, красотки, те,
Поэтому я часто упоминаю о воине света, когда вдруг ловишь чей-то взгляд и чувствуешь, что этот человек ищет того же, что и ты, хотя мы все несовершенны, у всех есть трудности, минуты слабости. Мы все равно чувствуем, что достойны, что можем изменяться и двигаться.
Паула, речь идет не о том, чтобы переубеждать других людей, а о том, чтобы найти того, кто тоже чувствует себя одиноким и думает о тех же вещах, что и ты, понимаешь? Я ясно выразился?
П.Г.
– Проблема в том, что их мало. Я, во всяком случае, не часто встречала таких людей.
— Их много, и удивительно, насколько какой-то писатель или книга может здесь служить катализатором. Если ты читаешь Генри Миллера, понимаешь, что тебя с этим человеком что-то объединяет, если читаешь Борхеса, происходит то же самое. Таким образом, книга, фильм, любое произведение искусства обладает огромным катализирующим воздействием, они помогают понять, что ты не один, что есть кто-то, кто думает как ты.
Х.А. — Например, если видишь в самолете кого-то с какой-то конкретной книгой в руках, можешь быть уверен, что с этим человеком можно заговорить.
П.Г. — Однажды, когда я ехала на поезде к родственникам в Сарагосу вместе с отцом и бабушкой, мне досталось место рядом с одной девушкой, которая читала «Бриду». За день до того я была на мадридской книжной ярмарке и никак не могла решить, купить ли мне «Пятую гору» или «Бриду», и в конце концов, не знаю почему, взяла «Пятую гору». А когда ехала в поезде, смотрела на незнакомую девушку и на ее книгу и думала: «Надо же, какое совпадение, я как раз вчера листала эту книгу». В конце концов я не выдержала и рассказала ей все, а она ответила: "Я думала, что купить — «Бриду» или «Пятую гору». «Пятая гора»?
Смотри, она у меня с собой". К тому же оказалось, что это дочка подруги моей тети, которая живет в Сарагосе. Я оглядывалась в поисках скрытой камеры, думала, это все подстроено.
— Я тебя очень хорошо понимаю, у меня тоже порой бывает ощущение, что кто-то снимает то, что со мной происходит.
П.Г.
– Иногда это со мной бывает, когда я наугад открываю Библию и кажется, как будто это сказано мне лично, и спрашиваешь себя: «Как такое возможно?»
— Это то же самое, что я тебе рассказал про таксиста. Я так и подумал, это как будто какой-то ангел говорит с тобой устами других людей.
Х.А.
– Но книги играют тут особую роль, ведь когда видишь человека с твоей любимой книгой, с ним можно сразу же заговорить. Если он читает неизвестную тебе книгу, трудно на это решиться, но, если это хорошо знакомая книга, сразу ясно, что вы с этим человеком настроены на одну и ту же волну.
— Паула, ты из Сарагосы?
П.Г. — Вся моя семья из Арагона, но мы с Аной родились в Мадриде.
ХА.
– А ты, Мария?
М.Ч. — Я тоже из Мадрида.
П.Г.
– Я учусь на архитектора и очень увлекаюсь
— Я думаю, что искусство всегда отражает поколение, чувства этого поколения по отношению к своим современникам.
П.Г. — Я тоже так думаю.
— Конечно, приходит время, когда нужно отделить настоящее искусство от моды. Я думаю, существует много способов рассказывать истории, и архитектура — один из самых удивительных, потому что великая история человечества рассказывается именно при помощи архитектуры. Существует множество теорий, книг, где говорится о зданиях, в которых отразилось все знание. И это идет еще от пирамид, не говоря уже о готических соборах, где ясно, что это не просто попытка что-то построить. Там сконцентрирована жизнь эпохи, ее история, верования. Это попытка передать следующему поколению то, что нам известно, — не моду, а лучшее, что в нас есть. Современное искусство порой впадает в крайности. Иногда оно очень далеко отстоит от настоящего искусства, которое способно затронуть за живое других людей, вместо того чтобы вариться в собственном соку. Существует тенденция, которую называют искусством, но это не искусство; искусство предполагает умение передать каравану жизни то, что мы узнали, пока были живы.
ХЛ.
– В конечном счете искусство -это путешествие.
— Если прибегнуть к метафоре пути, жизнь для меня — караван, который вышел неизвестно откуда и движется неизвестно куда. Пока мы в пути, в караване рождаются дети, они слушают бабушкины рассказы о том, что она видела, потом бабушка умирает, дети становятся дедушками и бабушками, рассказывают о своем отрезке пути и умирают. История, опыт поколений передается от поколения к поколению, через самое сердце. А искусство, вообще говоря, — это наш способ передать — если воспользоваться алхимической терминологией — квинтэссенцию вещей. Я не могу просто взять и объяснить, каким был мир в 1998 году, когда собрались вместе три девушки из Мадрида, журналист из «Эль Пайс», поэтесса, еще один выдающийся поэт. Мы не в силах это описать.
Но у нас есть для этого поэзия, живопись, у нас есть скульптура, здания, в которых мы можем воплотить наши чувства. Однажды твои внуки пройдут рядом и увидят то, что ты своим внутренним "я" создала как архитектор. Может быть, они не смогут вообразить себе всю историю, как и мы не в состоянии узнать, кто собирал этот виноград, но они получат от этого такое же удовольствие, что и мы. Это и есть квинтэссенция.
Х.А.
– В моей книге бесед с философом Фернандо Саватером он говорит, что мы строим и оставляем все эти следы: искусство, архитектуру, потому что знаем, что должны умереть. И что именно из-за этого животные, которые не знают, что умрут, не оставляют следа. Вот так и рождается культура.
— Может быть, это из-за нашей тоски по вечности мы заводим детей и создаем разные вещи. Хотя я думаю, дело не только в этом, ведь иначе не было бы художников с детьми. Когда у тебя рождается ребенок, ты знаешь, что уже оставил за собой нечто очень значительное. Я думаю, мы оставляем все это, чтобы поделиться, потому что любим жизнь; не потому, что когда-нибудь закончимся, а потому, что в нас есть любовь, которой мы хотим поделиться. Эта любовь нас переполняет, и, когда это случается, первое, что нас вдохновляет, — это желание рассказать об этом другим.