Паутина и скала
Шрифт:
– Нет, – ответил Джордж. – Только дорожные чеки.
– Ах-х! – воскликнул Темноглазый и одобрительно кивнул. – Это лучше! Тогда вы можете пойти в банк americain, n'est-ce pas?
– Да.
– Это много, много лучше! – сказал Темноглазый и ожив shy; ленно закивал с одобрением. Они пошли дальше.
Вокруг все было ярко, резко освещено, но теперь улицы и здания обладали замкнутым, таинственным, непроницаемым ви shy;дом, той монументальной безжизненностью, которая большей частью характерна для ночного Парижа. Путь у Джорджа и его спутника был недалеким. Пройдя от театра два квартала, они свернули на другую улицу и остановились перед домом очень за shy;мкнутого, таинственного вида, из его верхних, закрытых ставня shy;ми окон волнующими полосками пробивался свет.
Темноглазый нажал кнопку звонка. Внезапно
Сверху доносились звуки торопливой, взволнованной суеты: распахивание и закрывание множества дверей, быстрая беготня, юные взволнованные голоса и неприятный, деспотичный, раз shy;драженный голос, резко выкрикивающий команды. И непрерыв shy;но звонили электрические звонки – звук был назойливым, пронзительным, исполненным угрозы и безотлагательности, как внезапная, отчаянная трель тревожной сигнализации.
Когда пришедшие стали подниматься по великолепной лест shy;нице, все звуки прекратились. Их ноги бесшумно ступали по красной ковровой дорожке в полной, застывшей, насыщенной жизнью тишине. Джордж сознавал, что жизнь окружает его, под shy;слушивает за десятком дверей, тайком смотрит на него сотней глаз, ждущая, наблюдающая, невидимая.
Эта застывшая, таинственная тишина, этот укромный, сладо shy;страстный свет вызывали у Джорджа окоченение плоти, какую-то пустоту в конечностях, сердце, желудке и чреслах. Он облиз shy;нул пересохшие губы, пульс его бился сильно и часто, словно в крови стучали какие-то молоточки.
Сцена была странной, незнакомой, как сновидение, и, одна shy;ко же, обладала реальностью сна наяву. Напоминала нечто, чего Джордж никогда не видел, но что всегда знал, совпадающее с об shy;разом, сокрытым в его душе, и теперь, когда он это обнаружил, безошибочно узнаваемое. Оказавшись здесь, он испытывал ощу shy;щение странности и призрачной нереальности, которое происте shy;кает из той смеси знакомого и неизвестного, которая и есть суть всякой странности – словно он внезапно оказался в аду или в раю и разговаривает с кем-то, кого знал всю жизнь – с полицей shy;ским из небольшого городка или с деревенским пьяницей.
Ступив в открытую после звонка дверь, Джордж вошел в но shy;вый мир. Вошел с безлюдной, открытой, знакомой тишины улиц в замкнутый и таинственный мир ночи. Этот мир был невероят shy;ным, потому что Джордж всегда знал, что он находится за про shy;стыми, ничем не примечательными фасадами знакомых домов. И мир этот был нежным, таинственным, великолепным, пороч shy;ным и роскошным, в этом мире все – свет, лица, цвет и строение живой плоти, биение сердца и пульсация крови, даже время и па shy;мять подвергались странному, нереальному преображению. Это был зловещий мир: он холодил кровь и вызывал окоченение пло shy;ти, заставлял пульс биться подобно сильному стуку молотков. Но и зловеще соблазнительный: он наполнял Джорджа своим душ shy;ным, томным благоуханием, будоражил его чувства зловещим усилением мучительного и неутомимого желания.
И Джордж понимал, что подобный мир можно обнаружить только здесь, в зловещей таинственности и ночном мраке этого загадочного, очаровательного города – мир, странный для аме shy;риканца, для всего неприкрытого страха и отчаяния его души. Хоть этот мир и замкнут, отделен от внешнего мира улиц и ма shy;шин словно бы герметичной, могильной печатью, в недрах своей таинственности он чувственно, неописуемо, с полной, невоз shy;бранной разгульностью свободен.
Это был не тот мир, где странная, древняя торговля женским телом ведется тайком, в страхе и жуткой тревоге. Не жалкий, из shy;вращенный мир порока, грубого, торопливого, убогого, какой обнаруживаешь в деревянных лачугах и хибарках возле железно shy;дорожных путей, на вокзальных скамейках в американском горо shy;дишке, в обнесенных заборами домишках негритянского кварта shy;ла или в дешевых, сомнительной репутации отелях на Южной Мейн-стрит. Не тот мир, где укрывают любовь, утоляют страсть в мучительных волнениях сердца; или где до полуночи ждут в темноте убогой комнатушки шагов по скрипучей половице, ос shy;торожного
Это был мир, где древняя торговля телом ведется в надежном убежище, облагорожена разрешением властей, где этот род занятий является давним, приемлемым, добропорядочным, как про shy;фессия юриста, врача или священника. Мир, где порок приукра shy;шен всевозможными роскошными, чувственными украшения shy;ми, усовершенствован всеми тонкостями, какие способен выра shy;ботать опыт многих столетий; и потому этот дом подействовал на чувства Джорджа возбуждающе, будто сильный наркотик, пода shy;вил его волю, привел к безвольной, безнравственной капитуля shy;ции.
На верху лестницы их поджидала женщина, одетая в вечернее платье из блестящей, отделанной стеклярусом ткани. Руки ее бы shy;ли обнажены, мертвенно-бледными, на них позвякивали брасле shy;ты, мертвенные, обтянутые кожей пальцы были усеяны драго shy;ценными камнями; вены были жесткими, синими, выглядели безжизненно, как у трупа.
Что до ее лица, оно представляло собой самую отвратитель shy;ную карикатуру, какую только видел Джордж. Домье не писал ничего подобного даже в минуты величайшего вдохновения. То было лицо «неопределенного возраста» просто потому, что воз shy;раста не имело. Женщине могло быть и сорок пять, и пятьдесят, и шестьдесят, и даже семьдесят; определить ее возраст было не shy;возможно никак. Она казалась вечной в своей порочности. Ее лицо купалось в пороке, закореневало в нем, окрашивалось гре shy;ховностью, покуда ткани его не стали жесткими, сухими, ли shy;шенными возраста, сморщенными, мумифицированными, по shy;добно жутким трофеям охотников за головами. Глаза походили на вставленные в лицо тусклые, твердые агаты, в них совершен shy;но не было блеска, жизни, человечности; волосы были совер shy;шенно безжизненными, представляли собой нечто отвратитель shy;ное, неопределенное, похожее не то на солому, не то на паклю; а нос, окончательно придававший ее карикатурному лицу убеди shy;тельное выражение корыстолюбия, алчности, беспредельной порочности, представлял собой потрясающий клюв стервятни shy;ка, жесткий, как у птицы. И этот нос придавал лицу главную ха shy;рактерную особенность: оно представляло собой топор из чело shy;веческой плоти, твердый, острый, впечатляющий, ледяной и же shy;стокий, как ад. По сравнению с ним лица Сидящего Буйвола, Паухатана, великого вождя Мокрое Лицо, любое из лиц индей shy;цев сиу и апачей походило на лица добрых, мирных, великодуш shy;ных стариков-христиан.
Женщина приветствовала гостей ослепительной радушной улыбкой, в ней было все обаятельное, сердечное дружелюбие зу shy;бов гремучей змеи; потом взволнованно, жадно заговорила по-французски с Темноглазым, немедленно выяснила общественное положение и национальность своей последней жертвы и приго shy;товилась ее обобрать.
Они вошли в какую-то комнату и сели на изящный, обитый золоченым атласом диван. Остролицая по-матерински уселась рядом со своим юным клиентом в такое же кресло и принялась говорить без умолку:
– Как вам нравится Париж?.. Замечательный, правда?.. Ког shy;да увидите, что у нас есть, он понравится вам еще больше – да?
Она улыбнулась с лукавым намеком и тут же хлопнула белы shy;ми, безжизненными руками, резко издав грубый выкрик над shy;смотрщика.
Тут же, будто в сказке, с какой-то отвратительной, смешной поспешностью заиграл большой граммофон, со всех сторон рас shy;пахнулись стены, и вошло, танцуя, около двадцати молодых, кра shy;сивых женщин.
Женщины были совершенно раздетыми. Стены, представляв shy;шие собой не что иное, как зеркала, закрылись за ними, потолок и пол тоже были зеркальными, и когда эти обнаженные, моло shy;дые, красивые женщины медленно двигались в танце мимо Джорджа вокруг комнаты, яркие отражения в этой сотне зеркал бесконечно умножали голые тела; куда бы Джордж ни бросал взгляд, ему казалось, что он смотрит сквозь бесконечные колон shy;нады на нескончаемое, ритмичное движение молодой обнажен shy;ной плоти.