Паутина и скала
Шрифт:
Волосы его представляли собой густые спутанные джунгли, спускавшиеся почти до плеч. Небраска Крейн как-то с серьез shy;ным видом сказал ему, что хорошо владеет ремеслом парикмахе shy;ра, и Вилли с радостью согласился подвергнуться стрижке. Не shy;браска надел ему на голову ночной горшок и, негромко посмеиваясь, состригал волосы, торчавшие из-под горшка, Вилли про shy;должал улыбаться им, дружелюбно, недоуменно, идиотски, а Не shy;браска с Джорджем давились от смеха.
У Мэг было два племянника, жили они в большом доме вме shy;сте с нею и Марком. Это были сыновья ее умершего брата, мать их скончалась вскоре после смерти мужа, и Мэг взяла обоих ре shy;бят к себе. Поскольку они доводились
Старший, Эрл, был рослым, цветущим, вульгарно-красивым юношей с громким, бессмысленным, заразительным смехом. Жителям города он весьма нравился. Все свое время он посвящал изучению гольфа как изящного искусства и был одним из луч shy;ших игроков в Либия-хилле. Мэг приятно было сознавать, что Эрл является членом загородного клуба. В ее понимании свет shy;скость была полнейшей праздностью в обществе «лучших лю shy;дей».
Другого племянника, усладу очей Мэг, звали Тэд. Он был уже молодым человеком лет семнадцати-восемнадцати, с круглым, румяным лицом и раздражающим самодовольным смехом. Тэд ловко избегал всяческих жизненных трудов. Он не хуже тетушки умел прикрываться нездоровьем, и Мэг пребывала в убеждении, что мальчик унаследовал свойственный их роду порок сердца.
Слишком утонченный для грубых школьных нравов, Тэд по shy;лучал образование дома, на аристотелевский манер, между тремя и четырьмя часами дня, учил его иссохший человечек, директор небольшой школы для мальчиков, он получал за это хорошую плату и, тактично подмигивая, уверял Мэг, что ее племянник уже получил образование, равное университетскому.
Большую часть времени Тэд проводил в своей «лаборатории», небольшой островерхой комнате на чердаке, куда приносил объ shy;екты своих опытов – трепещущих птичек, дрожащих кошек, бродячих дворняг – и с легким любопытством наблюдал за их реакцией, вонзая булавки им в глаза, отрубая по частям хвост или прижигая раскаленной кочергой.
– Этот мальчик – прирожденный натуралист, – говорила Мэг.
Марк Джойнер ограничивал себя во всем, но ничего не жалел для жены. Завтракал он гренком и двумя яйцами, которые варил на печурке у себя в комнате, в разговорах с друзьями оценивал дрова, яйца и хлеб в двенадцать центов. Горячую воду использо shy;вал после еды для бритья.
– Ей-богу, – говорили горожане, – потому-то он и разбогател!
Одевался Марк в еврейских лавочках; курил дрянной, воню shy;чий табак; неумело чинил свои башмаки; одинаково радовался скупости в тратах на себя и щедрости к домашним. С первых лет совместной жизни он давал Мэг на расходы крупные суммы; по shy;скольку торговля его шла хорошо, суммы эти росли, а Мэг изво shy;дила значительную их часть на племянников.Они доводились ей кровными родичами, и все, что имела она, принадлежало им.
Мэг почти неизменно держала мужа под каблуком, однако внутри у него таился вулкан гнева, набиравший силу по мере прожитых с ней лет, и когда он извергался, все ее оружие – гру shy;бый смех, непрестанные придирки, хроническая болезненность – становились бессильными, Марк замыкался в себе, всеми си shy;лами сдерживался, кривя от напряжения губы в жуткой гримасе, но в конце концов душевная буря становилась невыносимой, он выскакивал из дома, прочь от Мэг и ее голоса, обращал мрачное лицо к западным холмам и часами бродил по лесу, покуда дух его не успокаивался.
6.
Когда Джордж Уэббер был ребенком, Локаст-стрит, улица, на которой он жил у Джойнеров, казалась ему незапамятно древней. Он не сомневался, что у нее было начало, была история, однако столь давняя, что на ней селилось, жило, умирало и уходило в забвение бесчисленное множество людей, и никто из ныне живу shy;щих не помнит, как она возникла. Более того, Джорджу представлялось, что каждый дом, сад, дерево являются частью некоего непреложного замысла: находятся они на своих местах потому, что должны там находиться, построены дома так потому, что по иному и не могли быть построены.
Эта улица была для него миром радости и очарования, кото shy;рых должно хватить на множество жизней. Размеры ее были благородны в их космической, безграничной изумительности. Ее мир домов, дворов, садов и сотни людей казался ему обладаю shy;щим несравнимым великолепием лучшего места на земле, непо shy;колебимым авторитетом центра вселенной.
С годами Джордж ясно понял, что мир, в котором он живет, очень мал. Все размеры улицы жутко сократились. Дома, казав shy;шиеся ему столь впечатляющими в их роскоши и величии, лу shy;жайки, некогда такие просторные, задние дворы и живописные сады, тянувшиеся бесконечной полосой восхищения и новых от shy;крытий – все это жалко, невероятно съежилось, выглядело кро shy;хотным, убогим,стесненным. И все же много лет спустя воспо shy;минания об этой улице с бесчисленными подробностями жизни на ней пробуждались у него с ослепительной, нестерпимой ярко shy;стью сновидения. То был мир, который Джордж знал, в котором жил каждой мельчайшей толикой крови, мозга, духа, каждый из ее образов навеки вошел в жизнь Джорджа, стал такой же его ча shy;стью, как самые сокровенные мысли.
Поначалу улица была просто-напросто ощущением травы и земли под босыми ногами, когда впервые выходишь без обуви и ступаешь с опаской. Была прохладой песка, набивающегося между пальцами ног, мягкой липкостью гудрона на проезжей ча shy;сти, ходьбой по стене из бетонных блоков и прохладной, сырой землей в тенистых местах. Была стоянием на низкой кромке кры shy;ши, в чердачном окне сарая или на втором этаже строящегося до shy;ма и вызовом, брошенным другим мальчишкой, спрыгнуть отту shy;да; осматриванием, ожиданием, знанием, что должен спрыг shy;нуть; смотрением вниз, борьбой со страхом, поддразниванием и колотящимся сердцем, пока не спрыгнешь.
Потом она была удовольствием бросить круглый, тяжелый камешек в открытое окно пустого дома, когда красный незапа shy;мятный вечерний свет ярко отражался на стеклах; связывалась с первым ощущением в руках бейсбольного мяча по весне, его ок shy;руглости, тяжести в вытянутой руке, с тем, как мяч летит подоб shy;но пуле, когда впервые бросаешь его с ощущением громадной силы и скорости, с тем, как он влетает в пахучий, засаленный карман на рукавице принимающего. А потом с рысканьем по прохладному, темному подвалу в надежде, что вот-вот найдешь спрятанное сокровище, с находкой рядов покрытых паутиной бутылок и ржавой велосипедной рамы.
Иногда она связывалась с пробуждением в субботу, с пре shy;красным ощущением субботнего утра, пляшущим в сердце, со зрелищем лепестков яблочного цвета, плавно опускающихся на землю, с запахами колбасы, ветчины и кофе, со знанием, что се shy;годня не будет занятий в школе, не будет ужасающего утреннего звона школьного колокола, не будет сердцебиения, спешки, нервной дрожи, наскоро проглоченной, лежащей комом еды и кислого неприятного кофе в желудке, потому что в школу идти не нужно, потому что наступила великолепная, сияющая, пре shy;красная суббота.