Паутина Лайгаша [=Ворон]
Шрифт:
– Ничего себе пропасть… Ну что, перебираемся?
И пока Баураст спешивался и брал ослика под уздцы, мессариец первым подбежал к мосту и осторожно потопал по нему ногой.
– Да, на века сложено…
– Знамо дело, гномы иначе не строят! – Мэтт гордо окинул взглядом все сооружение, точно здесь была частица и его собственного труда.
– Знамо дело, – охотно польстил ему мессариец.
Один за другим друзья вступили на мост. Древнее строение даже не шелохнулось.
– Или, скажем, путь при случае разорвать хотели, –
– Путь разорвать? – заинтересовался Макобер. – А в чем тут хитрость-то?
– Хитрость невелика, да ты поди о ней догадайся! – ухмыльнулся Мэтт. – На самом деле все просто. Оставляют в нескольких местах небольшие полости, закладывают туда смесь толченого кревиса с майронгом…
– И что? – мудреные слова не говорили мессарийцу ровным счетом ни о чем.
– Потом чародея зовут, знамо дело. Так что в нужный момент достаточного одного заветного слова…
– Бегите! – громкий крик Лентала многократно отразился эхом от стен ущелья.
Но паладин опоздал.
Расколовшись от оглушительных взрывов сразу в нескольких местах, мост рухнул в пропасть, увлекая их за собой.
Глава XXI
Человек медленно приоткрыл глаза, надеясь, что дурной сон послушно рассеется.
Темнота.
Он осторожно ощупал ложе.
Все тот же жесткий топчан.
Спустив ноги на пол, он вытянул руки перед собой и сделал несколько шагов.
Пальцы наткнулись на холодный, безучастный камень.
Где-то здесь должна быть свеча. Нащупав лужицу воска с застывшим в ней фитильком, он понял, что остался без света.
Придется с этим смириться, огнива все равно нет.
Позади раздалось покашливание, скрипнула дверь и по глазам ударил свет от факела, поднятого над головой худого сгорбленного старика, одетого в потертый серо-стальной плащ.
Человек вздрогнул.
– Хозяин просит вас пожаловать к нему в кабинет.
Он ожидал, что голос старика окажется противным и скрипучим, но тот, напротив, был на удивление ясным и сильным.
Слуга? Тюремщик? И если слуга, то чей?
Вопросы толпились в голове, и каждый спешил вырваться наружу первым. Кто он? Что он здесь делает? И что, во имя всех богов, напоминают ему эти серо-стальные одеяния?
Человек попытался улыбнуться, но распухшие губы не слушались. Просит… Как будто он может отказаться.
– Ваша одежда, мессир.
Мессир… Не «милорд», не «господин барон», не «мэтр», не «монсеньер». Хоть бы одну зацепку…
Старик сделал шаг в сторону, и в комнатку, старательно отводя взгляд, протиснулась смущенная миловидная девица. Оставив на топчане стопку одежды, она поторопилась выскочить наружу, словно он был драконом или людоедом.
Ладно, разберемся.
Человек оделся. Куртка, штаны, невысокие сапожки. Все обычное, безликое,
На всякий случай он сунул руки в карманы. Пусто.
И все же он почувствовал себя увереннее. Тошнота временно отступила, затаилась где-то глубоко внутри.
Он помнил, что совсем недавно был на грани безумия. Но сейчас это и в самом деле представлялось ему лишь дурным сном.
– Следуйте за мной, мессир.
Старик повернулся к нему спиной и, не оборачиваясь, двинулся по коридору. Значит, его даже не боятся.
Подавив в себе сильное желание тут же, немедленно, доказать, что его тюремщикам следовало бы вести себя поосторожнее, он побрел следом. Потом, преодолевая боль в каждом мускуле, заставил себя распрямиться.
Широкая деревянная лестница, покрытая дорогим антронским ковром. Еще один коридор. И ни единого окна. Только двери. Одна, вторая, третья…
Где он – в башне? В подземелье?
Постучав в одну из дверей, старик широко распахнул ее, не дожидаясь ответа, и сделал приглашающий жест:
– Прошу вас, мессир.
Наверно, все же слуга. Для тюремщика слишком вежлив.
Полутемную комнату освещало несколько свечей. Портьеры на окнах, еще один ковер на полу, выцветшие гобелены…
Поморщившись от незнакомого терпкого запаха, он переступил порог. Он всегда думал, что именно так – болью и безысходностью – должна пахнуть смерть. Смерть и старость.
За спиной мягко прикрылась дверь. Ничего, выход есть всегда. Даже когда положение кажется безвыходным.
– Проходите, чувствуйте себя как дома.
Из теней выступил хозяин кабинета. Юноша, немногим старше его самого. И красив так, как бывают красивы только сказочные принцы. Сказочная принцесса упала бы в его объятия, не раздумывая и пяти секунд.
Его нельзя было назвать высоким или низким, худым или полным. Ни то, ни другое – золотая середина. И это придавало юноше сходство со статуями тех далеких времен, когда портретное сходство почиталось излишеством и святотатством.
Просторное темно-синее одеяние, скрепленное на плече вытянутой платиновой фибулой, мягко ниспадает почти до самого пола. На руках несколько перстней, на шее палладиевая цепочка.
Медальон жреца? Оберег мага?
Человек огляделся. Вся обстановка комнаты состояла из пары мягких кресел, одно из которых ему и предложили.
Он принял приглашение.
– Спрашивайте, – голос юноши был столь же мягок, как и его одеяние.
Человек решил, что ему нечего терять.
– Это вы лишили меня памяти?
– Отнюдь. Так уж устроен мир: покинув его, мы не помним своей земной жизни.
Юноша занял кресло напротив.
Если забыть долгие часы отчаяния и боли, к нему даже можно проникнуться симпатией. Что-то наводило на мысль, что он привык даже не приказывать – повелевать. И это позволяет ему говорить спокойно и просто.