Паутина миров
Шрифт:
– Ну, подевались, и ладно! Теперь мы тут живем, – парировала Оксанка. – Ты на хорошем счету у Корсиканца. Попросим комнату побольше, такую, как у Паррелей. Не пропадем…
– А вот это не факт!
– Что – не факт?
– Что не пропадем. Ты о фаге позавчерашнем слыхала?
– Ну, слыхала… Никитична в приюте новых девочек выхаживает. Я собиралась сходить к ним, поболтать. Узнать, что сейчас дома носят…
Лещинский жестом прервал ее трескотню. В голосе гвардейца прорезался металл, словно он отдавал команды бронеходному звену, а не разговаривал
– Так вот, милая, – сказал он. – Фаг не только выплюнул девчонок, он еще и троих побирушек заглотил. Где они сейчас – неизвестно! Понимаешь меня?
Подружка смотрела на Лещинского круглыми от ужаса глазами, словно за его спиной возникло «привидение».
– Ты хочешь сказать, Костик, – запинаясь, пробормотала Оксанка, – что ничего еще не кончилось?
– Вот именно! Путешествие в любую минуту может продолжиться, – ответил он. – И полбеды, если только для нас. Представь, если фаг заглотит нашего малыша и выплюнет его, беспомощного, черт знает где…
Оксанка спрятала лицо в ладони. Между пальцами хлынули слезы.
– Я не подозревала, что ты такой жестокий…
– Вот те раз! – опешил Лещинский. – Это я-то – жестокий?!
Подруга отняла руки от зареванного лица.
– Да! Ты! – выкрикнула она. – Ты меня просто не любишь!
Лещинский бросил ложку, подбежал к возлюбленной и прижал ее к груди.
– Ну что ты, малыш… – забормотал он. – Конечно же, я тебя люблю… Но ты сама посуди, разве мы имеем права обрекать ребенка на все это…
Оксанка его не слушала, она уткнулась лицом в согнутый локоть и зарыдала.
5
Утром Лещинский увидел у ворот завода удвоенный наряд гвардейцев и бронеход. И ни одного побирушки, ни одного праздного человека или чужака на площади. Лишь ветерок гонял по бетонке разный мусор и мелкую, похожую на чешую, листву укропных деревьев.
Бронеход сделал шаг навстречу Лещинскому. Загудели сервомеханизмы, поднимающие «фонарь». Из кабины помахал Гаррель.
– Герка засек с воздуха хитников, – пояснил он с ходу. – Небольшой отряд: рыл десять. Они проникли в жилую зону и скрылись в техтоннеле на углу Пятой и Ремесленников. Там сейчас работают ополченцы. А мы ждем гостей здесь.
– Ага, – кивнул Лещинский. – Кому куда, браза, а мне – на завод.
– Отставить – на завод. Корсиканец желает тебя видеть. Он поручил передать, чтобы ты забил на Данеляна и шел в Управление.
– Семь пятниц на неделе, – прокомментировал известие Лещинский, ощущая легкую тревогу: быть может, директор завода донес Корсиканцу, что присланный гвардеец критикует утилизацию излишков продовольствия?
Гаррель, у которого был талант к русской фразеологии и жаргону, заухал в ответ и опустил «фонарь». Лещинский обошел бронеход по кругу, с легкой завистью оглядел сочащиеся свежей смазкой суставы шасси, турбины, подрагивающие от распирающих их лошадиных сил, заплатки на броне, грубо, но крепко прихваченные сваркой: кто знает, доведется ли ему еще управлять стальным монстром. Быть может, теперь он
Лещинский содрал с центрального шасси гнездо паука-прилипалы, – эта дрянь, очевидно, успела прицепиться к бронеходу по дороге через Канаву, – и растоптал. А после, чтобы не маячить перед дулами излучателей, направился в переулок Побирушек, который тоже оказался необыкновенно пустым и тихим.
В густой тени укропных деревьев дышалось легко, идти этим путем было приятно. В небе таяли луны, становясь прозрачнее и прозрачнее, сияние солнца и дуги Чертова Коромысла, наоборот, набирали яркости, обещая очередной жаркий день. Отчетливо виднелись крупные, негаснущие звезды, которые плыли по небосводу, каждая в свою сторону. Это полыхали отраженным светом поля фотоэлементов орбитальных объектов. Как и город, космические сооружения были брошены на произвол судьбы. Они продолжали кое-как работать, время от времени обрушивая на землю горячие торнадо. Что там творится наверху, точно никто не представлял. Помимо передатчиков энергии, наверняка там были лаборатории и военные станции. Когда все это хозяйство начнет сыпаться на планету, город ждет то еще светопреставление.
Возле Управления Лещинский перевел дух. Постукивая по передним зубам мундштуком трубки, поднялся в приемную. Но секретарь Корсиканца – Дара Ыд Дар Каррель-но – велел или велела гвардейцу подождать. Суффикс «но», добавленный к коренному имени, означал, что дистрофичное существо за секретарским столом еще не определилось со своим полом, что было довольно большой редкостью в его возрасте и определенным признаком инфантилизма. Гаррель говорил, что на Арсиане в модельном бизнесе полно таких неопределившихся.
Лещинский постоял у открытого окна, слушая, как шуршит золотистая листва плюща, струящегося вдоль стен. Сходил в уборную, попытался поговорить с Каррель-но, но секретарь отвечал односложно, делая вид, что занят перекладыванием бумаг из стопки в стопку.
Но вот, наконец, ожил интерком, и Лещинского пригласили войти.
Корсиканец был не один. Сбоку от стола стоял нген в укороченном полевом комбинезоне. Кабинет пропитался едким запахом пота, присущего этому виду, но ничего тут было не поделать. Арсианцам, например, был омерзителен вид плачущих людей. Жителям Арсианы религия не позволяла предаваться унынию, поскольку верховый бог Шу-Аррель наделил их великим даром – жизнью, и каждый должен был этому радоваться до конца дней.
Разномастным подданным Корсиканца приходилось мириться с видовыми особенностями друг друга, и тем более – приближенным Вельянова. Этот же нген был штабной шишкой.
– Доброе утро, – сдержанно поздоровался Лещинский. – Вызывал, Фред?
– Ага. Доброе. Проходи!
Корсиканец был в благодушном расположении духа. Его слегка одутловатое лицо разрумянились, глаза блестели. Руки суетливо шарили по письменному столу, не стесняясь своей длины.
Лещинский подошел к столу. Для посетителей Корсиканец стульев не держал, поэтому пришлось стоять, опустив руки по швам.