Паутина противостояния
Шрифт:
Ваня вздохнул, на мгновение на его лице отразились сомнения в задуманном. Однако уже в следующий миг он твердо продолжил:
— Копыто, я могу тебе помочь…
— Чисто по дружбе?
— Чисто за деньги.
Уйбуй насупился:
— Скока хочешь?
— Зарплата плюс проценты.
— За что?
— За работу.
— А что ты будешь делать?
— Давать дельные советы.
— А как я узнаю, мля, дельные они или поддельные?
— По результату.
— По чему?
Очередной глубокий вздох Сиракуза сумел
— Слушай, Копыто, у тебя сейчас золото и камни, так?
— Так, — подтвердил уйбуй. — А еще Кувалда, сука, который меня повесить хочет…
— Не важно, — оборвал дикаря Сиракуза. — Если я помогу тебе продать золото и камни за правильные деньги, ты поверишь, что я — хороший советник?
— Я тебе золото не отдам, — отрезал уйбуй. — Я не дурак.
— Не нужно, — махнул рукой Сиракуза. — Я расскажу, как его продать, а заниматься этим будешь ты.
— А ты?
— А я, если у тебя все получится, стану твоим советником.
— За деньги? — уточнил Копыто.
— Верно.
Уйбуй поразмыслил, после чего кивнул:
— Говори.
— Ты не забудешь об обещании?
— О каком?
— Назначить меня своим советником.
— А-а… — Копыто потер уши, но поняв, что массаж память не укрепит, спросил: — Ручка есть?
— Э-э… — Сиракуза порылся в барсетке и протянул дикарю авторучку: — Есть.
Уйбуй важно снял бандану, расправил ее на столе и старательно изобразил на внутренней стороне надпись: «Сиакуса».
— Теперь не забуду. — После чего вернул бандану на голову, а ручку положил в карман жилетки. — Говори.
— Гм… — Ваня почесал подбородок, но требовать собственность обратно не стал. — Ну, слушай…
— Теперь покурить дадите? — с надеждой осведомился Схинки.
— Считайте отсутствие сигарет формой пытки, — несколько рассеянно отозвался Сантьяга.
— В таком случае, считайте мой рассказ формой сплетни, — пробурчал Схинки. — Чего только не наплетешь по пьяни…
— В конце беседы мы обязательно проверим вашу искренность, — пообещал комиссар.
— Я должен бояться?
— Вы должны быть правдивы.
— Вы уже просили об этом.
— Я не просил, я рекомендовал.
Схинки задумчиво почесал левое бедро, потом правое, покосился на стакан с виски, однако брать его не стал. Кивнул на картины, украшавшие стены кабинета:
— Ваши художества?
— Нет.
— Я
— Ну, если даже вы их оценили, то спорить бессмысленно, — не менее язвительно ответил Сантьяга. — Холсты на самом деле великолепны. Их писал гений.
— Чел?
— Как вы узнали? — с искренним интересом спросил комиссар. — Многие считают, что это работы Алира Кумара.
— В картинах гениальных шасов есть мудрость поколений, за них играет опыт тысяч и тысяч лет, — ответил Схинки. — А в работах челов чувствуется молодость расы. Их эмоции подобны волнам — завораживают, но не проникают слишком глубоко… — Схинки ткнул пальцем в одну из картин: — Что вы думаете, глядя на нее? Что вы думаете сейчас?
Цунами, сметающее с лица земли маленький прибрежный городок. Энергетика разрушения била с холста силой колоссальной волны, впивалась в самую душу, холодила.
— Пытаетесь провести параллели с реальностью? — со спокойной улыбкой спросил нав.
— Пытаюсь сказать, что работы челов не глубоки, мы ведь говорим об искусстве, так? — Схинки вновь почесал бедра. — Им кажется, будто смерть — самое страшное, что может ожидать живое существо, а вы, якобы мудрые обитатели Тайного Города, идете на поводу у молокососов. Разделяете их незрелые эмоции.
— Вы сами сказали, что шасы пишут глубже, — заметил Сантьяга.
— Но в их основе та же ошибка! — Схинки схватил стакан с виски. — Вы хотели услышать правду? Вы хотели услышать даже самые незначительные детали? Пусть так. Услышите. Вы когда-нибудь смотрели порнографические кинокартины? Нет? А еще рассказываете мне о правдивости. Так вот, я недавно посмотрел одну занятную ленту… Возможно, мне попался не лучший образец жанра, но я отмечу, что фантазия сценаристов меркнет на фоне того, что Лая Турчи считала обыденным приключением. А еще ее заводила безнаказанность, которую могла дать только магия…
— Ты представляешь, что будет, если нас поймают? — Грим, широкоплечий, светловолосый, схватил Лаю за руку и притянул к себе. — Скандал!
Тон был веселым, а вот движение — излишне резким, выдающим беспокойство. Однако девушка не обиделась. Игриво прильнула к другу, словно сама хотела, чтобы он ее дернул, положила руку на крепкое плечо, хитро заглянула в глаза:
— Я думала, это заводит.
— Я…
Через тонкую ткань платья пышет жаром разгоряченное тело. Губы чуть приоткрыты и чуть дрожат, в глазах — знакомые искорки. Когда женщина в таком состоянии, ей нельзя отказать. Невозможно.