Паутинка на глобусе
Шрифт:
На следующий день микроавтобус увозил туристов на железнодорожную станцию в Минеральные Воды. Светлана сидела на одиночном кресле возле водителя, а Ольга – с Владом. На передних местах были Олег и Людмила. Олег смотрел на дорогу через лобовое стекло, а Людмила, прижавшись к нему, гладила его плечо, временами тянулась к его щеке и целовала, целовала, словно ещё недавно он спас её, свою любимую, от неминуемой смерти – вырвал из пасти домбайского дракона.
2020 г.
Моя жизнь в искусстве
Небольшая группа туристов из Ленинграда, путешествующих на теплоходе по маршруту Омск – Салехард – Омск, почему-то
И вот мы стоим перед сценой. Люба запаниковала: «Я не буду выступать. Ты посмотри на этих длинноногих девиц, в каком они прикиде, все крутейшими цацками увешаны. Я на их фоне буду выглядеть пугалом». Времени на уговоры уже не было. Сила привычки доводить начатое дело до конца сыграло свою роль. «Давай меняться одеждами. Я буду выступать вместо тебя. Пойдём в эту каюту, там никого нет». Зайдя в каюту, Люба сняла с себя юбку, блузку и даже косынку с груди. Я растерялся. Она подошла вплотную, глядя в глаза, положила свои руки мне на плечи и сказала: «Володенька, я верю тебе». От её пронизывающего взгляда у меня расстегнулся ремень на брюках. Я быстро снял с себя штаны и рубашку…. Надел красную клетчатую юбку, напомнившую мне шотландский килт, белую блузку, красной косынкой повязал голову. Хорошо, что одежда была свободного покроя, я смог беспрепятственно влезть в неё.
На сцене я встал рядом с конкурсантками. Массовик-затейник замахал руками и категорично предложил мне покинуть сцену. Я продолжал стоять, и зрители заступились за меня. Тогда он, идя на компромисс, объявил, что я выступаю вне конкурса. Победителя должны определить сами зрители, которые громче всех прокричат название города.
На первом этапе конкурса – чтение стихов. Девушки, естественно, читали про безответную любовь. Я выбрал для выступления стихи Сергея Есенина
«Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот – и весёлый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист…»
Зрители смотрели на меня непонимающе, словно говоря, ЧТО этот мужик раскричался на конкурсе красоты.
В следующем туре надо было исполнить песню. Девушки опять слащаво затянули про романтическую любовь. А я запел про Щорса, который всегда впереди, предварительно переговорив с музыкантами и со своей группой поддержки, чтобы они подпевали мне. В отличие от оригинала, «Эге-гей!» пел после каждого четверостишия с повторением последней строки.
Я горланил во всю мощь своих лёгких. Видимо, моё юношеское увлечение
«Шёл отряд по берегу,
Шёл издалека,
Шёл под красным знаменем
Командир полка…
Э-ге-гей!
Командир полка!»…
Затем был народный танец. Я выбрал грузинскую лезгинку. Хотя и без энтузиазма, парень из нашей группы согласился быть моим партнёром. Он вышел на сцену весь напряжённый и скованный, и это было заметно не только мне, но и зрителям. Я игриво опускал голову и приподнимал свою юбку, плывя в танце. Зрители давали советы, и в основном – партнёру: « Парень, расслабься и получи удовольствие».
И, наконец, на последнем этапе конкурса было танго. Но мой партнёр по лезгинке категорично отказался: «Ты меня опозорил на весь теплоход». Моё внимание привлёк саксофонист оркестра, выделяющийся на фоне других музыкантов своими габаритами, особенно огромным животом. На мой взгляд, в этом товарище было не менее ста пятидесяти килограммов. Я подошёл к нему. Познакомились. Отошли за сцену. Там стоял стол с закусками и водкой. Я объяснил ему суть проблемы. Музыкант воспротивился:
– Ты чего надумал? Я никогда в жизни не танцевал. И почему ты выбрал меня?
– Саксофон мой любимый инструмент, я даже в детстве поступал в музыкальную школу по классу саксофона.
– Ну и как?
– Не получилось. Я был маленьким, и меня обижали дворовые ребята. Пришлось пойти в секцию борьбы. Чтобы не было тебе так страшно, выпей водки, – и я налил полный гранёный стакан.
– Я один не пью, – он налил мне стакан.
– Валера, я для храбрости перед выступлением уже выпил бутылку портвейна, хотел только глоток, а получилось, что всю. Волновался очень.
– А я, как видишь, с музыкантами водочкой разминался.
– За искусство готов выпить,– чокнулись стаканами и выпили, – ну как, Валера, уверенность пришла?
– Нет, нет, не уговаривай.
– А теперь, давай выпьем за искусство, – и наливаю музыканту опять полный стакан.
– За то, чтобы мы любили не себя в искусстве, а искусство было внутри нас, – промямлил он и налил мне полный стакан.
– Не понял я твои «мям» и «ням», но за искусство не могу не выпить.
Пришёл парень из нашей питерской группы: «Тебя приглашают на сцену. Будешь выступать?»
– Валера, нас с тобой зовут на сцену. Не перепутай, мы танцуем танго.
– Не перепутаю. Ты только держись за меня крепче.
Забыв, что я выступаю в качестве партнёрши, стал искать у Валеры талию. Длины рук оказалось недостаточно, пришлось ухватить сбоку за рубашку. И мы пошли танцевать, пытаясь двигаться в ритме танго. Четыре точки опоры на двоих делали нашу конструкцию достаточно устойчивой. Но тут я совершаю ошибку. «Я буду падать на твою правую руку, будь внимателен»,– предупредил я его. Откидываюсь на руку и задираю левую ногу. Конструкция из трёх точек опоры оказалась несостоятельной. Валера потерял равновесие, и мы рухнули на пол, причём он придавил меня своим толстым животом. Поднялся и опять упал на меня. Видимо, у него не всё в порядке с координацией. Американский реслинг против аргентинского танго в исполнении русских туристов – просто детские шалости. Я пытаюсь высвободиться и встаю на четвереньки, юбка задирается, и на свет появляются мои большие семейные трусы. В зале стоит дикий хохот. Медленно поднимаюсь. Валера держит меня за руку. Голова кружится, понимаю, что если опять упадём, то уже не встанем. И мы кланяемся залу. Публика в восторге.