Павана
Шрифт:
В ту ночь Эленор не спалось; она бродила по комнатам донжона, по верхним дворам, заваленным обломками камней, разломанными машинами и прочим военным мусором. В последний предрассветный час, зная, что миледи не спит, в ее покои зашел сенешаль. Повсюду горели факелы, часовые вздрагивали от каждого шороха, от каждого скрипа. С Великих Пустошей поднимался туман, луна зашла за тучи.
— А, сэр Джон, — сказала Эленор. — Поглядите вот в это окно. Что вы видите?
Он долго молча глядел в указанном направлении, потом хмуро произнес:
— Вижу
— Волшебник…
Он так и замер, спиной к ней. А она, глядя в спину застывшему старику, назвала его по имени — так, как звали его Древние Духи.
— Однажды я обещала вам, — ледяным голосом произнесла миледи, — что когда мне понадобится узнать правду, я скажу вам об этом прямо. А теперь вот вам задание. Подойдите ко мне, к этому окну, и ответьте снова: что вы видите?
Эленор стояла неподвижно, пока он задумчиво смотрел из окна вдаль, прижав ладони к вискам. Он мог ощущать исходящее от нее тепло, аромат ее юного тела.
Наконец он произнес:
— Я вижу конец всему тому, что было. Большие ворота крепости рухнули, знамена Иоанна развеваются над стенами замка.
— А что будет со мной, сэр Джон? Со мной что будет?
Он ответил не сразу; она нервно сглотнула, ощущая, как ночь обнимает ее и темнота проникает в тело.
— Смерть, да?
— Миледи, все мы умрем…
Эленор откинула голову и рассмеялась — тем смехом, которым несколько месяцев назад смеялась перед лордом Рейским и Дилским.
— Что ж, насладимся отпущенной нам малостью, — сказала она. В то утро с полсотни ее солдат сделали удачную вылазку и сожгли
«Оборотня» — обгорелый остов стенобитной машины по сей день виден под стенами замка. А «Князь мира» разнес в щепы и «Средство Убеждения», оказавшееся неубедительным, и «Верность Риму», которая никому не помогла. На восстановление этих массивных деревянных сооружений в безлесой округе попросту не было достаточного количества древесины. Однако к этому времени нападающие подвезли пушку — «Святую Мэг», и началось ее нескончаемое пререкание с огрызающейся из замка кулевриной — покуда над долиной, словно пар из-под крышки, не поползли густые облака дыма.
О его прибытии они узнали из телеграфного сообщения.
Был ясный летний день, когда он со свитой вступил на парбек-ский «остров». Замок был по-прежнему осажден, и как раз тогда осаждающие начали отчаянный приступ — первый за последние несколько месяцев. В сумятице атаки его появление было замечено не сразу. Первым знаком было внезапное прекращение канонады.
Когда пушки противника разом смолкли, над долиной нависла необычайная тишина — стало вдруг слышно завывание ветра над пустошами.
Защитники крепости увидели королевские стяги над деревушкой, суету во вражеском лагере, и сенешаль поспешил предупредить свою повелительницу. Она оказалась на второй стене — туда, к башни Бу-тавант, подняли кулеврину, чтобы дать отпор солдатам,
Эленор была перепачкана сажей и забрызгана кровью — только что перевязывала одного из слуг, раненного пулей из аркебузы. При виде усталого сурового лица подходившего к ней сенешаля миледи выпрямилась. Он кивнул головой, подтверждая то, о чем она уже догадалась по выражению его глаз.
— Госпожа, прибыл ваш августейший повелитель…
У нее не хватило времени переодеться и сделать необходимые приготовления, так как король со свитой уже проезжал через нижний двор замка. В одиночестве она побежала к воротам, лишь сенешаль следовал за ней. Никто из защитников крепости не покинул своего поста на стенах — ни лучники, ни пушкари, ни аркебузиры.
Эленор остановилась возле стоявшей на прежнем месте «Ворчуньи» и оперлась на ствол. Перед ней развевались королевские стяги, сверкало серебром оружие свиты, кони закусывали удила и нервно гарцевали, возбужденные запахом пороха. Королевские солдаты держали миледи под прицелом, офицеры обнажили шпаги.
Но король выехал ей навстречу совершенно один, презирая опасность. Он окинул взглядом прокопченные орудийным дымом башни, опускную решетку внутренних ворот, которая уже вросла в землю — раз опустив перед врагом, ее не поднимали уже целый год… Король долгим взглядом посмотрел на Эленор, которая со сжатыми кулаками стояла подле пушки, потом подскакал к опускной решетке и рукоятью плети слегка постучал по железу.
Поднять!…
Эленор не шелохнулась. Ветер развевал ее волосы… Потом, больно сжав губы, она кивнула своим людям на барбикане.
Прошло еще мгновение-другое ожидания, и вот решетка, порушив слой наросшей внизу травы, со скрипом поползла вверх. Король двинулся вперед, пригнувшись под еще не до конца поднятой решеткой. Копыта его коня громко застучали по булыжнику внутри крепости. Монарх спешился и подошел к Эленор.
И только теперь раздались приветственные крики всех защитников замка…
Так сдался Корф-Гейт, но сдался не кому-нибудь, а своему сеньору.
Перед тем, как покинуть дворец, она еще раз переговорила с сенешалем.
Это произошло на утренней заре. Серовато-голубое небо было еще бледно, густой туман лежал над пустошами, предвещая знойный день. Сидя на лошади как можно прямее, миледи окидывала прощальным взором внутренние дворы. Трава у стен была взрыта — там высились могилы погибших защитников крепости. Пушки стояли у внешних ворот. За спиной Эленор высился донжон — угрюмый, вновь покинутый людьми. Внизу, ярдах в пятидесяти от нее, в окружении свиты стоял Его Величество. Сумрачный, постаревший за месяцы отчаянных битв, военных переходов, переговоров, борьбы с людьми, которые понимали, что на карту поставлена их жизнь, не говоря уже об имуществе, родных домах и усадьбах. Итак, король победил, если это можно назвать победой. Мятежные края приведены к покорности. Он сделал свой выбор.