Павел I без ретуши

Лелина Елена Ивановна

В самый первый день нового царствования показались на улицах круглые шляпы и фраки, строго до того запрещенные, хотя разрешения не могло еще последовать; полагать можно, что для многих, мало рассуждающих о государственных переворотах, перемена одежды была главным наслаждением в последовавшем событии. Я должен также заметить, что природа, как бы участвуя в общей радости, изменилась в погоде, которая, быв до 12 марта сырая и пасмурная, совершенно прояснилась и продолжалась прекрасною в течение многих недель.

Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:

Следующий же день после ужасных событий 11 марта наглядно показал все легкомыслие и пустоту столичной, придворной и военной публики того времени. Одной из главных жестокостей, в которых обвиняли Павла, считалась его настойчивость и строгость относительно старомодных

костюмов, причесок, экипажей и других мелочей. Как только известие о кончине императора распространилось в городе, немедленно же появились прически a la Titus [99] ,исчезли косы, обрезались букли и панталоны; круглые шляпы и сапоги с отворотами наполнили улицы. Дамы также, не теряя времени, облеклись в новые костюмы, и экипажи, имевшие вид старых немецких или французских attelages [100] ,исчезли, уступив место русской упряжи, с кучерами в национальной одежде и с форейтерами (что было строго запрещено Павлом), которые с обычной быстротой и криками понеслись по улицам. Это движение, вдруг сообщенное всем жителям столицы, внезапно освобожденным от строгостей полицейских постановлений и уличных правил, действительно заставило всех ощущать, что с рук их, словно по волшебству, свалились цепи и что нация, как бы находившаяся в гробу, снова вызвана к жизни и движению. […]

99

А-ля Тит ( фр.): волосы завиваются мелкими кудрями по всей голове.

100

Упряжек ( фр.).

Публика, особенно же низшие классы, и в числе их старообрядцы и раскольники, пользовалась всяким случаем, чтобы выразить свое сочувствие удрученной горем вдовствующей императрице. Раскольники были особенно признательны императору Павлу как своему благодетелю, даровавшему им право публично отправлять свое богослужение и разрешившему им иметь свои церкви и общины. Как выражение сочувствия, образа с соответствующими надписями из Священного Писания в огромном количестве присылались императрице со всех концов России. Император Александр, постоянно навещавший свою горюющую мать по нескольку раз в день, проходя однажды утром через переднюю, увидел в этой комнате множество образов, поставленных в ряд. На вопрос Александра, что это за иконы и почему они тут расставлены, императрица отвечала, что все это приношения, весьма для нее драгоценные, потому что они выражают сочувствие и участие народа в ее горе; при этом ее величество присовокупила, что она уже просила Александра Александровича (моего отца, члена Опекунского совета) взять их и поместить в церковь воспитательного дома. Это желание императрицы и было немедленно исполнено моим отцом.

Из мемуаров Леонтия Леонтьевича Беннигсена:

Весть о кончине Павла с быстротою молнии пронеслась по всему городу еще ночью. Кто сам был очевидцем этого события, тому трудно составить себе понятие о том впечатлении и о той радости, какие овладели умами всего населения столицы. Все считали этот день днем избавления от бед, тяготевших над ними целых четыре года. Каждый чувствовал, что миновало это ужасное время, уступив место более счастливому будущему, какого ожидали от воцарения Александра I. Лишь только рассвело, как улицы наполнились народом. Знакомые и незнакомые обнимались между собой и поздравляли друг друга с счастьем — и общим, и частным для каждого порознь.

Из «Записок» Александра Николаевича Вельяминова-Зернова:

В 9 часов утра на улицах была такая суматоха, какой никогда не запомнят. К вечеру во всем городе не стало шампанского. Один не самый богатый погребщик продал его в тот день на 60 000 рублей. Пировали во всех трактирах. Приятели приглашали в свои кружки людей вовсе незнакомых и напивались допьяна, повторяя беспрестанно радостные клики в комнатах, на улицах, на площадях. В то же утро появились на многих круглые шляпы и другие запрещенные при Павле наряды; встречавшиеся, размахивая платками и шляпами, кричали им «браво». Весь город, имевший более 300 000 жителей, походил на дом умалишенных.

Из «Юношеских воспоминаний» Евгения Вюртембергского:

Утром 12 (24)

марта г-н фон Требра встретил меня известием о кончине императора Павла, и еще в этот самый день узнал я от множества отовсюду стекавшихся к нам знакомых о ходе главнейших событий. Не раньше как через восемь дней появился я снова при дворе и был там свидетелем, как любезно держал себя со всеми молодой монарх. Кротость нового правления счастливила все сердца, и при этом повторилось то же, что в первые века христианства, то есть что злейшие враги мирились между собою.

Похороны

Из «Записок» Марии Сергеевны Мухановой:

Похороны же императора Павла [101] были очень печальны, но особенно тем, что никто не показывал никакого сожаления об его кончине. Плакал только мой отец, помнивший его расположение к себе, и еще один, неизвестно почему, гренадер. По возвращении с похорон императрица Мария Феодоровна спросила моего отца, какое впечатление на народ сделали эти похороны. Тут отец мой должен был один раз в жизни изменить правде. Всех более огорчалась этим равнодушием великая княжна Мария Павловна, которая во время отпевания несколько раз падала без чувств.

101

Похороны императора состоялись в Страстную субботу. 23 марта 1801 г., накануне Пасхи.

Из «Юношеских воспоминаний» Евгения Вюртембергского:

…не нахожу нужным обстоятельно изображать картину пышной церемонии при погребении императора. Длинный поезд двигался весьма дальним окольным путем из Михайловского дворца, через Васильевский остров, к крепостной церкви [102] , новому месту погребения царей. Моя траурная шляпа своими длинными, низко спускавшимися полями заслонявшая мне зрение, и плащ, спутывавший мои ноги, мешали мне ступать во время шествия позади царской фамилии, которую я несколько раз, спотыкаясь, обгонял и потом валился с ног у самой похоронной колесницы. Окружающие ее, несмотря на трагический характер торжества, не могли воздержаться от смеха при всех этих несчастных случаях, беспрестанно со мной повторявшихся, и раз великий князь Константин сам отвел меня на мое место, говоря: «Держись за меня крепко, чтоб опять тебе не попасть в беду». Впрочем, еще до меня, говорят, случилось зловещее происшествие: с рыцарем, изображавшим радость по поводу нового воцарения, от тяжести его золотых доспехов сделалось дурно, и он упал с лошади, что было принято суеверным народом за дурное предзнаменование.

102

Петропавловский собор на территории Санкт-Петербургской Петропавловской крепости.

Судьба заговорщиков

Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:

Однажды утром во время обычного доклада государю [императору Александру I] Пален был чрезвычайно взволнован и с нескрываемым раздражением стал жаловаться его величеству, что императрица-мать возбуждает народ против него и других участников заговора, выставляя напоказ в воспитательном доме иконы с надписями вызывающего характера. Государь, желая узнать, в чем дело, велел послать за моим отцом. Злополучные иконы были привезены во дворец, и вызывающая надпись оказалась текстом из Священного Писания, взятым, насколько помню, из Книги Царств [103] .

103

Благополучно ли Замврию, убийце государя своего?

Императрица-мать была крайне возмущена этим поступком Палена, позволившим себе обвинять мать в глазах сына, и заявила свое неудовольствие Александру. Император, со своей стороны, высказал это графу Палену в таком твердом и решительном тоне, что последний не знал, что отвечать, от удивления.

На следующем параде Пален имел чрезвычайно недовольный вид и говорил в крайне резком, несдержанном тоне. Впоследствии даже рассказывали, что он делал довольно неосторожные намеки на свою власть и на возможность «возводить и низводить монархов с престола». Трудно допустить, чтобы такой человек, как Пален, мог высказать такую бестактную неосторожность, тем не менее в тот же вечер об этом уже говорили в обществе.