Pavor Nocturnus
Шрифт:
Один выход, он же вход, он же верная смерть в желудке неведомой твари.
Мелкие отлипли друг от друга, спасибо, что без причмокиваний и облизываний, и я расслышал заговорщицкий шепот, который попахивал чем-то серьезным, мне сразу не понравилось. И вот складно и грациозно в духе вальса Тонконожка подплыла к Оле, вмиг заболтала ее, как не смог бы ни один мошенник, а ДеВи плюхнулся рядом со мной, спина подпирает дверь, ноги согнуты в коленях, руки там же, не иначе как меня пародирует, гад. Это даже хорошо, пусть Оля поймет, кто такие дети не на картинках и не в магазине, хотя что-то я до сих пор не видел раздражения, убийственного взгляда и желания удушить, наоборот, они мило трындели, как давние подружки. Мы же с паршивцем сидели с видом завсегдатаев бара по
— Это подружка твоя? — сказал он, удавил блаженную тишину.
— Подружки в детском садике остались, а это моя девушка.
— Ясно. А что у вас с ней? Вы поругались?
— Не твое дело.
— Конечно, не мое — твое же… Я хочу помочь.
Я посмотрел на него со всей иронией мира в глазах и сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Помочь? Чем ты можешь мне помочь?
— Не знаю.
— То-то же, помощничек.
— А как вы познакомились? — не унимался паршивец. — Расскажи, Армани, мне очень интересно.
— Если ты думаешь, мол, я спас тебя и это равно прощению, то ты очень ошибаешься. И я не советую выводить меня еще больше, а то выставлю за дверь прямо на тарелочку монстру.
Я сложил руки на груди, уселся поудобнее и молчал, мог так хоть целую вечность и быстро забыл о его существовании. Тонконогий паразит вцепился в жертву намертво — начиналось все с болтовни за игрушки, а теперь Оля сама активно размахивает руками, живые, настоящие эмоции, и вот сидят нога к ноге на этих коробках, чуть ли не в обнимочку. Еще бы услышать, о чем они там воркуют, но ДеВи снова зажужжал:
— Сколько еще раз мне извиниться?
— Где-то с миллиард и еще парочку на всякий случай. Можешь начинать прямо сейчас.
И он с самой серьезной миной забубнел прямо у меня над ухом, стрелял этим бедным словом, как из пулемета, и пальцы загибал — побойся своих желаний, как говорится, можно мне любую другую пытку из всего средневекового списка. Я держался долго, но ему бы шпионов на чистую воду выводить, мало кто такое выдержит и не сойдет с ума.
— Замолчи ты уже, достал! Точно на подзатыльник нарываешься.
— Но ты сам…
— Уговор такой, я рассказываю тебе все свои проблемы, а ты отстаешь от меня на сегодня, равно как и навсегда вообще.
Простой кивок, а надо было взять письменное согласие, он повернулся ко мне в позе по-турецки, уставился так завороженно, как на костер, и с такой грустной рожей, будто узнал, что я смертельно болен, честное слово. Не буду врать, мне самому жутко захотелось насесть на чьи-нибудь уши и поныть о проблемах, это я от мелких уже заразился, ей-богу!
— Мы познакомились, когда меня выгнали из университета. Я там поругался с одним ублю… я имею в виду, неприятной личностью, этот краснощекий боров в преподавателях жутко не любил девушек, мол, лучшие повара всегда были есть и будут мужчины, запишите, детки, а им место готовить дома да детишек у очага растить… Вот я один раз не выдержал и плюнул ему в лицо — к сожалению, только фигурально, всю правду высказал на лекции. Не знаю, что стало с девчонкой, на которую он это выливал, но в меня этот клещ потом вцепился с особым рвением, он и без того не жаловал иностранцев, а идущих против него давил, как тараканов. На первом же экзамене после этого ему единственному, видите ли, мое блюдо показалось помоями, и даже на третьей попытке не изменил мнения.
ДеВи прыснул, но быстро заткнул рот ладонью и проглотил смех.
— Что смешного?
— Прости, я думал, тебя за двойки выгнали, а ты вон какой добряк оказывается. Значит, только выглядишь злым.
— Это кто тут злой… Давно пинка под зад не получал за длинный язык? — сказал я, хотя и не собирался тратить время на исполнение угроз. — В общем, обидно, мне оставалось всего год доучиться, и, понятное дело, меня не взяли ни в один приличный ресторан, а в единственной итальянской кафешке с лихвой хватало
— А что в этом такого?
— Она тоже так сказала и состроила те же глаза и брови, а я просто не мог стерпеть это, сел напротив (хорошо, она одна была, а то совсем странно получилось бы), и высказал все недовольства. Уму непостижимо, ладно я, но они совсем традиции и культуру позабыли — и это еще Италия, называется, я долго не мог смириться с пеперони и оливками, но ананасы…
— Но это же вкусно.
— Треска и креветки — это тоже вкусно, но не на пицце! Хотя не удивлюсь, если через десяток-другой лет и такое придумают… Но каким-то чудом Оле удалось уговорить меня попробовать — она очень настырно предлагала, чуть ли не в рот засовывала, мол, я идиот такой и не знаю, о чем говорю. Я умею признавать вину, это было не так отвратительно, в каком-то роде даже интересно, но это не пицца. В возмущении я еще потом всю дорогу рассказывал историю, детство и о том, как правильно готовить, все хитрости-ловкости, целый курс лекций по пиццеведению. И под конец она бросает мне что-то вроде, раз я такой знаток пиццы, должен показать ей, как надо. На шутку отвечают тем же, вот я и сказал, что без проблем, с нее только плита и ингредиенты. Она сама назначила дату, время, назвала адрес и дала номер телефона — шуточка затянулась, и все тянулась, пока на ее столе не дымилась лучшая пицца в городе. Весь вечер болтали за Италию, куда она всегда мечтала поехать, за мои кулинарные умения и универ, я случайно ляпнул про свое положение. Время пролетело быстро, и надо было уже уходить, а на пороге она знаешь что говорит мне?
— Быть ее парнем, — сразу же выпалил ДеВи.
— Почти, почти! Говорит, что ей не помешал бы дома такой кулинар…
— Хм… Зачем?
— Темный лес ты! Но я тоже сначала не понял — это просто похвала, шутка такая, признание в любви, или все сразу? Оказалось, это она из доброты предложила пожить у нее, пока не найду работу, без намеков и подтекстов, хотя черта с два девушки парням такое предлагают. Не сразу, конечно, она меня пустила, еще неделю мы просто гуляли и болтали — небось, хотела убедиться, что я не маньяк какой-нибудь, а я ж как открытая книга, все на лице напечатано. Так мы и стали жить, я готовил, помогал в магазинчике и все пытался себя куда-нибудь пристроить, и это именно она наплела начальнику фабрики, мол, я красавец, творческая личность и просто душка, который еще принесет кучу прибыли. Недолго мы держались по разным полюсам квартирки, нас притягивало во всех смыслах — не нужны тебе все подробности, просто скажу, что, в конце концов, мы с чистой совестью могли называть себя парой.
И я уже хотел рассказать, что все шло очень даже гладко, так бы и все сто лет, и про то, как Оля застала меня врасплох три дня назад, смотрела так серьезно, что пришлось взять денек-другой на подумать, взвесить все за и против детей, хотя никаких за, собственно, и в помине не было. А ДеВи нагло влез в паузу, взятую на одышку, и выкинул кое-что поинтереснее:
— Армани, если тебе дорога мисс Оля, иди и поговори с ней прямо сейчас. Мы в ловушке, отсюда нет выхода, а монстр вряд ли отстанет от нас. Другого шанса может и не быть, понимаешь?
У меня челюсть отвисла до пола, я и правда подумал, что не хочу перед смертью жалеть, что в последние минуты мы сидели в десяти метрах друг от друга с ворохом обид за пазухами. Я аж взглянул на него, не появилось ли там бороды и морщин, но нет, сопляк сопляком — так и запишем, своих проблем по горло, зато в советах другим прямо-таки мудрец. Зато рассмотрел здоровенный фингал у него на левом глазу, нетрудно догадаться, чьего авторства и даже какой давности.
Он заметил, что я заметил, и сконфузился, почти отвернулся.