Пай-девочка
Шрифт:
— Ты же боялась…
— Да, и до сих пор иногда волнуюсь, хотя, конечно, не так, как раньше… Меня Генчик убедил, что… Ой, прости! — Она зажала миниатюрной ухоженной ладошкой рот и испуганно на меня посмотрела.
Мне стало смешно.
— Да все в порядке! У нас всё давно кончено.
— Я знаю.
— И меня это ни капельки не волнует. — весело сказала я потому что это было правдой.
— Ты молодец, — после минутной паузы вздохнула Дюймовочка. — Я всегда тобой восхищалась. Ты сильная, а вот я бы
— Это тебе так кажется.
— Ничего мне не кажется. Мужчины мною манипулируют, — краснея, призналась Дюймовочка.
«Мною манипулируют только женщины, — подумала я, — вернее, одна-единственная женщина. Юка».
— Если ты сама захочешь, все изменится. Тобою манипулируют, потому что ты позволяешь это делать.
— Какая ты все-таки умная!
— Это не я придумала, — рассмеялась я, хотя мне было приятно, что она так мною восхищается. — Это однажды сказала мне Юка. А я запомнила.
Дюймовочка как-то странно на меня посмотрела.
И, помолчав, спросила:
— Ты имеешь в виду Лику?
— Ну да. Ты же знаешь, что я называю её Юкой.
— Да, — не менее напряженно подтвердила Дюймовочка. — Неужели ты с ней и до сих пор дружишь?
Тут уже настала моя очередь удивляться.
— Конечно, — сказала я, — дружу. А почему я не должна с ней дружить? Юка иногда остается здесь ночевать, ухаживает за мной. Она моя единственная близкая подруга. Я знаю, что многие её недолюбливают, но они просто плохо её знают.
— Я даже не верю… Нет, да ты просто святая.
— Не понимаю.
— А Генчик? — вдруг спросила она. — Ты что, и с ним продолжаешь дружить, что ли?
— Ну, я давно о нём ничего не слышала. — Я скривила губы в ухмылке, затянувшаяся корочкой ранка всё же дала о себе знать. — Правда, мне рассказывали, что у него новая девушка… Я тебе сказала, что мы расстались. Но это не совсем так. Он меня бросил.
— Значит, ты ничего не знаешь, — потрясённо прошептала Дюймовочка.
— О чём?
Дюймовочка вдруг нервно заёрзала на стуле, а потом посмотрела на часы и довольно ненатурально спохватилась, что ей, оказывается, давно надо было идти. Она якобы записана к маникюрше, и та ей не простит опоздания, а Дюймовочке так надо привести в порядок руки, потому что…
Она так торопливо всё это рассказывала, так суетилась, что я сразу поняла — что-то здесь не так.
— Говори, — спокойно сказала ей я.
Дюймовочка вновь рухнула на стул, с которого успела подняться, прощаясь.
— Я не знаю, имею ли я право…
— Раз уж начала, договаривай! Ты что, хочешь, чтобы я не уснула ночью?
— Ну, Настя… Какая же я дура, ничего во мне не держится… Ну хорошо. — Она откашлялась. — Разве ты не знаешь, что Генчик уже давно встречается с Ликой?
— Что?
— С Ликой, — уныло повторила Дюймовочка. — Я думала, ты знаешь.
Я
Дюймовочка, конечно, ошиблась.
Что-то там недопоняла.
Потому что этого не может быть.
Я так ей и сказала.
— Этого не может быть, — сказала я.
— Настя, ты же говорила, что тебе все равно… Господи, да неужели Лика тебе сама ничего не рассказывала?
— А ты уверена? Ты на сто процентов уверена в этом?
Она молча кивнула.
— Настя, все на аэродроме думали, что ты знаешь… Все так удивились, когда Генчик и Лика поселились в одном номере. Они же раньше не очень любили друг друга, да и потом ты…
— А что я?
— Ну, ты же была её лучшей подругой.
— Я и есть её лучшая подруга, — потрясенно подтвердила я. — Но почему же… Я не понимаю!
— Зря я тебе все это рассказала, — вздохнула Дюймовочка.
— А как давно… Как давно они вместе?
— Да почти полгода уже, — пожала плечами она, — сразу после того, как ты легла в больницу… Несколько раз Гена приезжал на аэродром один… А потом спелся с Ликой… Знаешь, а она всегда казалась мне сволочью!
— Да ладно, не надо так…
— Настя, ты меня прости! — вдруг горячо сказала она.
— Тебя-то за что?
— За то, что я такая мямля. И за то, что так по-дурацки вышло. Я же не знала ничего.
— Ты ни в чём не виновата.
— Я пойду?
— Конечно.
— Ты поправляйся!
— Меня завтра выписывают, — мрачно объявила я, — будет, на что отвлечься.
— Да? Вот здорово!.. А прыгать ты собираешься? Когда теперь на аэродром?
Я хотела ей сказать, что врач запретил мне прыгать. А ехать на аэродром просто так — в этом никакого смысла нет. Чего попусту душу травить? Неожиданно вспомнился Генчик. «Врачи такие перестраховщики!» — сказал он мне однажды. И, наверное, был прав. Неужели я вот так просто сдамся? Буду носить дурацкий корсет и пылинки с себя, любимой, сдувать? Неужели больше никогда мне не удастся взглянуть ему в лицо? Хотя какое мне теперь до Генчика дело, если Юка…
— Настя, ты что, уснула там? — всполошилась Дюймовочка.
— Нет, я просто соображю. — Я улыбнулась, кто бы знал, чего мне это стоило быть в тот момент весёлой. — Мне надо носить корсет три месяца. Ещё пару месяцев буду беречь спину. Значит — в мае! В мае я вернусь на аэродром!
А вечером ко мне пришла Юка Мы условились, что она придет помочь упаковать вещи. Как ни странно, за больничный месяц я умудрилась обрасти вещами. Одежда, косметика (еще с тех времён, когда по утрам я красила, ресницы в ожидании Генчика), книги, кассеты, посуда, полотенца.