Печаль без конца
Шрифт:
Его перебил брат Эндрю:
— И как раз сейчас, милейший, вы, по-видимому, остановились здесь, в Тиндале, на пути в Норидж, к гробнице святого Вильгельма? Где, надеетесь, вас исцелят от остатков безумия, так?
— Если вы дадите мне, добрый брат, подобный совет и ваше благословение, то я поплетусь туда.
— Не спешите. Я разговаривал с человеком оттуда, который запомнил вас по вашим пляскам и сломанному носу, и он сказал, что вам запретили появляться там, поскольку вы пытались торговать различными вещами, выдавая их за святые реликвии, и вас считают обманщиком.
— Ну и что если был? Многие там побывали в эти годы.
— У нас в часовне лежит изуродованное тело одного солдата оттуда, — сказал Томас.
— Я не имею к этому никакого отношения!
Томас приблизился к нему и крикнул прямо в лицо:
— Так уж не имеешь? Зато охотно перекладываешь на других.
На лице задержанного появились капельки пота.
— Ложь! — взвизгнул он. — Тот, кто это говорит, лжец!
— А кто же тогда ты?.. — продолжил Томас уже спокойнее. — А кто пытался продать нашему монастырю поддельные реликвии? Кто уверял, что они принадлежат святому Скаллагриму, которого не существует? Кто, когда его приперли, признался, что кости — овечьи, но уверял, что силой веры их можно превратить в святые мощи? Кто, когда ему не поверили, придумал, что сам купил их у кого-то и потому его вины вообще ни в чем нет? И наконец, кто прослыл обманщиком в Норидже, у Святой гробницы, и кому запретили там появляться?
Глядя на Томаса ненавидящим взглядом, торговец мощами ответил:
— Монах, ты пытаешься обвинить меня во всех смертных грехах, потому что я видел тебя на дороге недалеко от места убийства и честно рассказал об этом. Наверное, ты и убил его, и теперь хочешь все свалить с больной головы на здоровую и отомстить мне за правду. За честное признание. Жалкий убийца!..
— Негодяй!
Томас бросился на говорившего и, прежде чем Ральф и брат Эндрю сумели удержать его, успел разбить тому нос. После чего успокоился и довольно благодушно сказал:
— Извини меня за этот взрыв негодования, но твое вранье переходит все границы. А ведь я даже питал расположение к твоему острому уму и умению лицедействовать.
Однако эти любезности не слишком утешили задержанного, продолжавшего хлюпать кровоточащим носом.
Элинор обратилась к Ральфу и попросила показать присутствующим, что еще было обнаружено в закутке у торговца, в припрятанном в кустах мешке и на нем самом.
Коронер подошел к столу, сунул руку в мешок, лежащий там, и вытащил кинжал. Ничем не примечательный, если не считать, что на его лезвии и рукоятке были вырезаны совершенно непонятные письмена.
— Эта штука не в Англии сработана, — сказал он, размахивая кинжалом перед носом задержанного. — Это сарацинский нож, точно такой, какой торчал в груди убитого солдата. Так был ты или нет в Святой земле? Отвечай!
— Да!.. Нет!.. — кричал вконец растерявшийся обвиняемый, корчась под крепкой хваткой Кутберта.
— Правду! Говори правду, пройдоха! — требовал коронер.
— Ральф, — увещевала его Элинор, — здесь у нас обитель мира и прощения. Будьте спокойней и терпеливей…
— Почему же… — начал было брат Мэтью, но сестра Руфь строго взглянула на него, и он потупился и замолчал.
Элинор заговорила снова:
— Только из сострадания к вам, человек с неизвестным именем, и только в том случае, если в дальнейшем ни одно слово лжи не вырвется из вашего рта, я готова просить о снисхождении при определении вашей вины и наказания за нее… — Она подняла руку. — Не надо, не благодарите меня. Я могу вам простить торговлю поддельными реликвиями, поскольку вы уже признались — вернее, не стали отрицать этого. Но чего я вам не прощу — попытки оговорить одного из монахов нашего монастыря. И если вы тотчас же не расскажете всей правды, буду ходатайствовать, чтобы вас примерно наказали.
Пленник бухнулся на колени и возопил:
— Я никого не убивал, миледи! Я расскажу всю правду, только спасите меня от виселицы!
— Говори, олух! — рявкнул Ральф. — Давно пора.
Тот кивнул в сторону Томаса:
— Он ни в чем не виноват, видит Бог. Я видел его на дороге, но он свернул в лес еще до того места, где убили солдата… Это чистая правда, и разве добились бы вы ее от меня, если бы я взаправду был убийцей?
Пот заливал ему лицо, глаза, но он не мог отереть его: руки были связаны.
Элинор взяла со стола кусок ткани и осторожно вытерла ему лоб.
— Продолжайте!
— Я и говорю: я шел за вашим монахом от самой деревни. У меня был мешок с этими… с костями, которые брат Мэтью согласился купить.
Брат Мэтью скосил взгляд на строгое неподвижное лицо сестры Руфи и снова опустил голову.
Пленник продолжал:
— После того, как вот этот молодой монах пошел через лес, я продолжал ковылять по дороге и на повороте наткнулся на троих. Двое из них ругались. То есть спорили друг с дружкой.
Томас нахмурился, припоминая:
— Я ничего не слышал, хотя поворот недалеко от того места, где я свернул.
— И я не слышал, брат. Как тут услышишь? Дождь, ветер… Погодка не приведи Господь…
— Продолжай! — прикрикнул Ральф. — О погоде потом.
— Как скажете, коронер… Значит, увидел я их — и сразу в кусты! Кому охота идти мимо трех мужчин, которые, сразу видно, ссорятся, да еще наверняка вооружены… Миледи, вы обещали мне милосердие, но нельзя ли к нему добавить глоток вина? Все в горле пересохло.
— Еще чего!.. — буркнул Ральф. — Лоб тебе вытерли. Может, бараньим мясом угостить?
Однако брат Эндрю, стоявший ближе всех к кувшину с элем, налил его в кружку и поднес к губам просящего.
Продавец реликвий пил, захлебываясь, потом откашлялся и снова заговорил:
— Было их трое, как я уже сказал. Двое из них — крестоносцы, третий — нет. Один, который с красным крестом, — простой солдат. Другой, кто стоял посередке и вроде утихомиривал их, — тоже из крестоносцев, но повыше рангом.