Печаль моя светла
Шрифт:
– Федор Григорьевич наш что? Так и не вставал с утра? – обеспокоенно спросила она. – Я с утра уходила, завтрак на столе ему оставила. Он сказал, что полежит еще немного, слабость чувствует. А сейчас пришла, смотрю, завтрак не тронут, а сам он и вовсе квелый стал. Лежит, как в беспамятстве, бормочет что-то.
– А мне почем знать? – буркнул Иван. – Я как с тобой с утра из дому вышел, так и не заходил больше. Там с водой дел невпроворот, если не управлюсь к вечеру, все взвоют.
Иван, несмотря на свое негодование, тем не менее направился в дом, чтобы посмотреть, что там стряслось с дядей Федей. А соседки-старушки
– Вот женщины! Никакой самостоятельности. Ничего без нас, мужиков, не могут, – ворчал Иван про себя. – Я-то что могу сделать? Краник ему починить?
Маша покорно шла за ним, опасливо выглядывая из-за его плеча, будто в доме находился не пожилой и немощный старик, а неведомое чудище. Иван подошел к постели Федора Григорьевича и потрогал его лоб, пытаясь определить температуру тела. Тот лежал с закрытыми глазами, положив одну руку на грудь. Дыхание его было тихим, но судорожным.
– Федор Григорьевич, Федор Григорьевич… Вы чего так долго спите? – Иван растерялся и не знал, что предпринять, поэтому аккуратно потормошил лежащего за руку. – Холодный то какой.
– Вань, может врача вызвать? – шепотом спросила Маша, которая продолжала топтаться в сторонке и боялась подойти ближе.
– Вызывай, конечно! – оживился Иван. – Без меня сообразить не могла что ли?
Федор Григорьевич встрепенулся и открыл глаза. Взгляд его был мутный и никак не мог сфокусироваться на чем-то определенном. Он попытался приподняться, но никак не мог сориентироваться, поэтому боком заваливался на постель, поджав под себя ноги и хаотично двигая руками.
– Талия… – едва слышно прохрипел он и вытянул дрожащую руку вперед. – Талия…
– Вань, чего это он? – испуганно спросила Маша. – Кого это он зовет? Наталию? Это которую Наталию? Я чего-то не знаю никаких его Наталий.
– Ты еще здесь что ли? А ну марш врача вызывать! Видишь, плохо ему, – шикнул на нее Иван. – Годочков то ему уже сколько, не ровен час, беда приключится.
Вызвав скорую помощь, Маша побежала ко въезду в дачный поселок, чтобы встретить врачей и проводить их к нужному дому. На полянке перед въездом стояли несколько человек и что-то оживленно обсуждали.
– Бедняжка. Кто-бы мог подумать. А с виду вполне себе ничего еще была.
– Ох, никто не знает, когда его час настанет.
– Кто же ее хоронить-то будет? У нее ведь родни нет.
– Надо будет нам всем скинуться. Кто сколько может.
– И в собес сходить нужно. Может на погребение выделят чего.
– И дома посмотреть. Возможно, откладывала что-то. Да и похоронный узелок она наверняка собирала.
– И прибраться заодно в доме нужно. Не оставлять же так. Кому все это теперь достанется?
Маша подошла поближе, но уточнять, что случилось не стала. У самой беда на носу, некогда слушать досужие разговоры.
– Скорая не подъезжала еще? – спросила собравшихся запыхавшаяся Маша.
– Так вот только что уехала, – сообщила Роза.
Роза, молодая женщина лет тридцати, была хороша собой. Роскошные длинные волосы насыщенного медного цвета шелковистыми волнами спускались ниже плеч. Выразительные глаза редкого ярко зеленого цвета были окаймлены густыми пушистыми ресницами. Завистницы судачили, что это линзы
– Как уехала? – растерялась Маша и всплеснула руками. – Я же ее только вызвала.
– Значит ваша еще не приехала, – успокоила ее Вика. – Эту бригаду мы вызывали для Валентины Дмитриевны.
Вика говорила ровно, даже как-то заторможено, а доносившийся от нее запах медицинских препаратов свидетельствовал о том, что ей вкололи успокоительное. Люди начали расходиться, остались только Маша и Вика.
– А у вас что случилось? – машинально спросила Вика, плохо соображая и не понимая, что для нее сейчас лучше – остаться на свежем воздухе и немного развеяться или пойти домой и отлежаться.
– Федору Григорьевичу нехорошо стало. Лежит в полубессознательном состоянии. С утра так и не поднимался, – Маша сокрушенно покачала головой и тихонько заплакала, прикрыв рот рукой. – Что теперь с нами будет? А вдруг наследники его объявятся и оспорят все? Куда мы тогда пойдем? – Маша разговаривала сама с собой, не обращаясь ни к кому конкретному и озвучивая свои мысли вслух, а Вика из-за своего состояния не очень прислушивалась. – Какую-то Наталию все время зовет, видать родственница его.
Подъехала скорая помощь, Маша пошла показывать дорогу, Вика последовала за ними. Все происходящее ей виделось, как в тумане. Вот в дом Федора Григорьевича вошли врачи с чемоданчиками, затем туда занесли носилки, а чуть позже вынесли на них самого Федора Григорьевича и поместили в карету скорой помощи.
– Талия… Талия, – бормотал Федор Григорьевич и в беспамятстве метался из стороны в сторону.
– Талия… Талия, – зачем-то стала повторять про себя Вика и пошла домой.
Мысли кружили в ее голове, пролетая за мгновение и вытесняя предыдущие, не дав им закрепиться в сознании. День настолько был переполнен событиями и эмоциями, что все это никак не могло сплестись у нее в голове в стройную цепочку выводов и обрести смысл. Вика понимала, что в этом калейдоскопе происшествий, что-то показалось ей необычным, что-то явно не стыковалось. Но уловить, что именно, она никак не могла.
Дойдя до дома Ольги Арнольдовны, Вика внезапно остановилась прямо посередине дорожки. Ольга Арнольдовна выносила на улицу вещи на проветривание, напевая себе под нос какую-то песенку. И тут Вику осенило.
«Вещи, – подумала Вика. – В тот момент, когда я плакала в саду, Ольга Арнольдовна только что приехала, при ней был только один рюкзачок. Я четко это помню. Мы вместе прошли в дом, никаких вещей не заносили. А когда уже пили кофе, я увидела неразобранные сумки у порога».
Почему-то это открытие потрясло Вику, и она продолжала стоять растерянной посреди дорожки. Спутанные мысли беспорядочно мельтешили в ее голове, и Вике приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать их в голове и оценить их значение во всем происходящем.