Печаль на двоих
Шрифт:
Арчи даже не пытался ее отговорить.
— Когда ты вернешься?
— Пока не знаю.
— Но когда будешь знать, позвонишь мне?
— Конечно. — Она улыбнулась и наклонилась его поцеловать. — Может, к тому времени ты уже распакуешь свои чертовы ящики.
Джозефина почти дошла до Вестминстерского моста, когда услышала, что он ее окликнул.
— Что ты сказал?! — Она постаралась перекричать шум машин.
— Я сказал, чтобы ты подумала о себе. — Арчи бросил на землю окурок и встал со скамьи. — Не обо мне. Не о Лидии. И даже не о своих родных. О себе.
ГЛАВА 16
Джозефина, с журналом «Фильм уикли»
— Вы сегодня в чести! — раздался веселый голос с другой стороны дороги.
Джозефина помахала рукой девушке-почтальону, а у самой при одной мысли о пачке счетов, просительных писем и каталогов на душе стало муторно. После возвращения из путешествия на нее вечно сваливалась вся эта занудная почта, а пройдет день-другой — и на коврик бесцеремонно посыплются рождественские открытки.
— Дженни, вы не могли бы всем сказать, что я переехала? — проворчала Джозефина. — Сколько же их там?
— Восемь писем и посылка. Я вам оставила их на крыльце.
Джозефина поблагодарила почтальона и, чтобы избежать встречи с соседями, принялась взбираться по узким ступеням черного хода. «Интересно, от кого же посылка». Наверное, вернули вещи из прачечной, хотя она не могла вспомнить, чтобы туда что-то посылала. Джозефина подняла пакет, увидела на нем адрес книжного магазина на Оксфорд-стрит, улыбнулась и стала искать сопроводительное письмо; оно было написано почерком Марты, и два письма тоже оказались от нее.
Не успела она закрыть за собой переднюю дверь, как из кухни, с мокрым полотенцем в руках, вышла служанка.
— Слава Богу, мисс Тэй, что вы вернулись. Каминная решетка в гостиной выпадает, а теперь еще течет вода под кухонной раковиной. Я уж как могла там протерла, но если сегодня не починят, у нас весь дом зальет.
«До чего же быстро на меня обрушилась реальность», — подумала Джозефина, выслушав этот перечень несчастий, похоже, свалившихся на Краун-коттедж за последние полтора часа. Она всмотрелась в озабоченное лицо служанки, и ей сразу захотелось остаться одной. Положив почту на столик в прихожей, Джозефина неторопливо вынула из рук служанки мокрое полотенце и вошла вместе с ней на кухню.
— Морэг, почему бы вам не взять сегодня выходной? У вас в мое отсутствие было столько хлопот — вам надо хоть немного отдохнуть.
Служанка посмотрела на хозяйку с изумлением:
— Но я еще даже не начала распаковывать ваши вещи!
— Я этим позже займусь сама, — твердо сказала Джозефина. — Пойдите и купите подарков к Рождеству… В общем, делайте что хотите.
— А как же быть с этой протечкой?
Джозефина чуть не высказалась о протечке в выражениях, за которые ею гордилась бы даже Ронни, но сдержалась.
— Перед тем как уйдете, подставьте под нее ведро,
— Звонила ваша сестра. Они с мистером Дональдом приезжают на следующей неделе в четверг вместо пятницы. А ваш отец сказал, что на ужин не придет, — просил, чтобы кушали без него.
Услышав, как стихают на дорожке шаги Морэг, Джозефина с облегчением вздохнула, пытаясь вспомнить, когда в последний раз оставалась в своем доме одна на целых восемь драгоценных часов. В комнате все еще пахло цветами Марты. Этот запах, витавший в вагоне ночного поезда, сопровождал ее всю дорогу из Лондона в Инвернесс, напоминая — если такое напоминание было необходимо, — что в ее жизни появилось то, от чего сбежать не так-то просто. Она взяла почту, прошла в заднюю часть дома, в маленькую гостиную с камином, и, опустив ноги на плиту перед ним, села разбирать почту.
Книга оказалась романом «Грозовой перевал» — чудесное издание в кожаном переплете с золотым тиснением и еще не разрезанными страницами. Когда она сказала Марте, что не читала этот роман, та, не в силах поверить, восприняла ее слова почти как личное оскорбление. И Джозефина знала: не успеет она оглянуться, как роман очутится в Инвернессе. Извинившись перед Эмили Бронте, она принялась за письма Марты. В одном из конвертов лежали новые, обещанные Джозефине страницы дневника, а в другом — короткая записка.
«У меня не было времени передать тебе это лично, так что я полагаюсь на милость Его Величества почты и надеюсь, что мои послания доберутся до Краун-коттеджа, если уж мне самой это по не силам. Похоже, что и тебе, и мне предначертано судьбой проводить время в поездах, и эти поспешные отъезды входят у нас с тобой в привычку. Ты ушла из моей жизни и тем самым снова нанесла ей тяжкий удар, и все же сегодня вечером я почему-то чувствую себя гораздо ближе к Инвернессу, чем когда-либо прежде.
Лидия сказала мне, что собирается пригласить тебя к нам в Тэгли на Рождество. Забавно: примешь ты это приглашение или нет? Я бы на твоем месте приняла, хотя бы для того, чтобы со злодейским умыслом поразвлечься, наблюдая, как каждый из нас будет себя вести, но твой шотландский этикет, наверное, такого не позволит? Я так и слышу, как ты говоришь: „Прекрати свою глупую болтовню“. Но, Джозефина, иногда без нее просто не обойтись. Однако не давай себя ею одурачить. И не сомневайся ни на минуту в том, что я тебя люблю».
Уж что-что, а это Джозефина знала с той минуты, как Марта впервые прикоснулась к ней, и истинность ее любви она ощущала каждое проведенное с ней мгновение. Джозефина со стыдом вспоминала, как ни за что не хотела признавать, что Марта ее действительно любила. И хотя сидевший в ней посторонний наблюдатель настойчиво твердил, что бессмысленно любить того, с кем быть не можешь, впервые в жизни иной голос говорил ей, что отвергнуть собственную любовь уже не в ее власти.
Джозефина бросила взгляд на остальную почту — среди которой, как и ожидалось, была открытка от Лидии — и отложила ее в сторону. Прежде всего надо сделать совсем другое, сделать это для Джерри — то, что еще сегодня утром, когда они вместе завтракали, казалось ей совершенно невозможным. Сознательно или нет, но она недооценила любовь Джерри к Лиззи Сэч, сочтя ее не более чем юношеским увлечением. Однако теперь поняла, что дело не в том, что Джерри недостаточно любила Лиззи, а в том, что она, Джозефина, не способна была представить, насколько сильной оказалась эта любовь.