Печаль на двоих
Шрифт:
— Ничего страшного: я все понимаю. Но почему ты хочешь, чтобы я с тобой поехала? Провести день в Саффолке очень мило, но в чем же состоит одолжение, если только не в моей компании? — улыбнулась Джозефина. — И это я, пожалуй, могу понять.
— Само собой разумеется, и в твоей компании тоже. Но кроме того, мне надо поговорить с тобой о прошлом: о деле Сэч и Уолтерс, об Энсти, и я не знаю, когда еще у меня будет на это время. Если мы сможем поговорить по дороге, то сразу убьем двух зайцев.
— Ты имел в виду: двух тюремных зайцев? — Ее вопрос прозвучал как неуместная шутка, и Джозефина, тут же сообразив это,
— Ничего хорошего. Похоже, следующие несколько часов самые критически важные, но даже если она придет в сознание, до выздоровления еще далеко. Так ты поедешь со мной?
— Конечно, поеду. Смена обстановки и глоток-другой свежего морского воздуха мне не помешают. Заодно, может, прояснится и в голове.
Арчи не стал ее спрашивать, почему в этом есть необходимость.
— Но выехать нужно будет рано.
— Это меня не страшит, однако если ты собираешься мучить меня вопросами, попроси Снайп снарядить нас завтраком. За фляжку с чаем и бутерброд с колбасой я расскажу тебе все, что твоей душеньке угодно.
Пенроуз рассмеялся:
— Уверен, что Снайп не подкачает.
— У меня на сей счет тоже нет никаких сомнений. А Билл с нами едет?
— Нет, у него и здесь тьма дел, но если ты хочешь с ним увидеться, он сейчас внизу.
Джозефина покачала головой:
— Нет, дело не в этом. Мне просто хотелось знать, будем ли мы с тобой только вдвоем.
На железнодорожной станции Ипсвич их уже ждала машина, любезно присланная полицией Саффолка. Пенроуз предварительно связался с местной полицией и попросил ее удостовериться, что Стьюк действительно живет по имеющемуся у него адресу и согласна с ним повидаться. Он не мог отправиться наобум в такое далекое путешествие, которое могло оказаться еще более далеким, если бы Этель Стьюк уехала на выходной проведать сестру в Борнмут.
За время, проведенное в поезде, Джозефина рассказала ему все, что только знала, о деле Сэч и Уолтерс, но ничего нового из ее повествования инспектор не извлек и теперь раздумывал, стоит ли с ней поделиться своими подозрениями. В личном деле Селии Бэннерман, полученном им в тюрьме, не было ничего, кроме записи о ее примерной службе и письма с просьбой об увольнении, перед тем как она перешла на административный пост в больнице города Лидса. В ночь убийства Марджори у нее имелось твердое алиби, однако если окажется, что преступление было совершено в самом начале указанного Спилсбери промежутка времени, то она успевала расправиться с девушкой, а потом вернуться в клуб. Если он ошибается, зачем ему портить отношения Джозефины с ее бывшей преподавательницей? Если же Селии Бэннерман есть что скрывать, то Джозефине трудно будет вести себя с ней как ни в чем не бывало, и тогда он подвергнет опасности и ее саму, и свое расследование.
Как было договорено, Арчи взял ключи у станционного смотрителя, и они укатили из города в сельские окрестности. Восточно-английский пейзаж уже сдался наступающей зиме. С голыми деревьями и опустевшими полями, он теперь выглядел уродливым отражением своего летнего близнеца — царством пустоты, собирающимся с духом в преддверии бесконечной вереницы темных дней.
— Расскажи-ка мне об Энсти и о том, что ты помнишь о самоубийстве Лиззи Сэч, — попросил Пенроуз, протягивая Джозефине карту
— Что именно тебя интересует?
— Кто ее нашел?
— Наверное, преподавательница спортивных игр. Ее тело обнаружили в гимнастическом зале. Девочка повесилась на одном из канатов.
— А были какие-нибудь предвестники этого несчастья? Сколько времени она уже знала о судьбе своей матери?
— Понятия не имею, Арчи. Тебе нужно спросить Джеральдин, когда именно она послала письмо. Мне тогда казалось, что Лиззи покончила с собой, как только узнала, кто ее мать, но, может быть, это и не так. Что же касается предвестников самоубийства, то я не настолько близко была с ней знакома, чтобы их заметить. Я помню, несчастье произошло в летнем семестре, и мы готовились тогда к экзаменам, — значит, к тому времени Лиззи была в колледже почти год. Но насколько мне известно, она так никогда в нем и не прижилась, и теперь, когда услышала рассказ Джеральдин, я понимаю почему. Но я сомневаюсь, что имелись ясные признаки, по которым можно было предвидеть случившееся. В Энсти в основном собрались толковые преподаватели, которые искренне заботились о нашем благополучии. Я думаю, если бы они заметили у Лиззи хоть малейшие признаки депрессии, то что-то предприняли бы.
— А как к происшествию отнеслась Селия Бэннерман?
Джозефина задумалась, стараясь тщательно разобраться и не спутать поведение Селии в те прежние времена с ее недавним рассказом о самоубийстве Лиззи.
— Она явно была в шоке. Я думаю, Селия чувствовала себя виноватой в том, что это случилось во время ее дежурства, и еще потому, что именно она устроила Лиззи в наш колледж.
— Но то была не столько личная скорбь, сколько скорбь преподавателя о некоей студентке?
— В твоих устах это звучит довольно цинично, но очень похоже на правду. — Джозефина увидела в окне ветряную мельницу и залюбовалась светом, отражавшимся от ее крыльев. — Для нас случившееся было таким необычным — подобной атмосферы я ни разу не ощущала в колледже ни до, ни после. Энсти был весьма шумным заведением — при таком количестве студенток иначе и быть не могло, — но на следующее утро он казался обителью призраков. Как ни стыдно признаться, но длилось это затишье совсем недолго. Сейчас, оглядываясь на то, что случилось, особенно после разговора с Джерри, я понимаю, насколько трагичной была ее смерть, но тогда… Дело, наверное, в возрасте. Тяжко признаться, но для нас, девушек, в этой истории было нечто скандальное… и притягательное. Преподаватели относились к происшедшему совсем по-иному. Представляю, сколько чашек черного кофе было в тот день выпито в учительской комнате и сколько высказано самоупреков.
— Я удивляюсь, что Лиззи, получив письмо, не пошла поговорить о нем с Бэннерман. Разве у тебя, например, такое письмо не вызвало бы недоверие? И желание убедиться в правдивости всех этих фактов?
— Наверное, все зависит от источника информации, а Джерри она доверяла и потому сразу поверила. И мы не знаем, что сама Лиззи помнила, верно же? Когда случились эти страшные события, она уже не была младенцем, и, возможно, рассказанная ей история подтверждалась ее смутными воспоминаниями. Взрослые считают себя умными и хитрыми и думают, что им удается скрыть от детей свои тайны, но нередко это не более чем заблуждение.