Печаль на двоих
Шрифт:
— Чего изволите, мадам? — спросила хозяйка, вороша угли в камине.
— Чай и пышки, если они у вас есть.
— С джемом или сыром?
— Ни с тем ни с другим — простое маслом.
Хозяйка улыбнулась, и Джозефина сразу догадалась, что сейчас последует.
— С таким акцентом, как у вас, вы, должно быть, не здешняя? — спросила она, сметая со стола воображаемые крошки.
Джозефина едва сдержалась, чтобы не упомянуть о своих корнях, но заводить с хозяйкой длинные беседы ей вовсе не хотелось.
— Нет, не здешняя. Приехала ненадолго. Мой приятель навещает
Женщина поняла намек и тут же удалилась на кухню, а Джозефина с облегчением вздохнула. Со своего места ей видны были дома по ту сторону сквера, и, пока Арчи не появился, она достала из сумки конверт и очки и принялась за чтение. Почерк, как справедливо заметил Арчи, был ужасный, но она уже начала к нему привыкать и в его особенностях и причудах теперь разбиралась почти как в своих собственных.
«Джозефина, я так устала, и жизнь мне кажется такой мрачной, — продолжала Марта, и это прямое обращение лично к ней, на которое Джозефина, читая дневник, то и дело натыкалась, ее вновь покоробило. — Я думала: вот будет славно — четыре свободных дня, и пиши сколько тебе вздумается, но моя голова меня не слушается. Меня тянет только к одному — безделью. Мне так хочется рассказать вам о…»
— Вот вам пышки, и масло, и чайник с чаем. — Хозяйка сняла все с подноса и отступила на шаг полюбоваться своими стараниями. — Но вы не заказали ничего сладкого. Я только что испекла чудный пирог с грецкими орехами и корицей. Хотите кусочек?
Джозефина стоически улыбнулась.
— С удовольствием, — ответила она, готовая съесть что угодно, лишь бы хоть ненадолго избавиться от хозяйки.
Джозефина вернулась к чтению, сознавая, что времени у нее в обрез, и жалея, что из-за холода не решилась остаться в дюнах.
«Мне так хочется рассказать вам о том, что во мне — словно слои в горных породах — уже давным-давно накопилось. Я пишу этот дневник целых пять месяцев, а высказала в нем так мало… ничего для вас интересного. Ничтожные, позорные записи ничтожного, бесстыдного человека — высокомерного и не уверенного в себе. Я не могу говорить о своей работе всерьез и даже не могу о ней рассуждать: я просто хочу ее делать, но это не получается — из-за моей собственной несостоятельности, и потому я если и думаю о ней, то не иначе как с легким презрением. Я не могу молиться, как молилась в молодости, — я боюсь, что молитва по каплям размоет мое сердце».
— Я знаю, говорить такое неприлично, но лучше моих пирогов вы нигде в округе не найдете.
Огромный кусок пирога, плюхнувшись у Джозефины перед носом, заслонил ей страницы дневника, и, к ее ужасу, хозяйка уселась прямо напротив.
— Меня зовут миссис Рейнолдс, — представилась она, явно рассчитывая, что и Джозефина сделает то же самое, но она в ответ лишь кивнула. — Что же привело вашего приятеля в Уолберсуик? Кого он приехал проведать? Вы ведь сказали «он», верно?
Джозефина отложила в сторону страницы дневника, понимая, что до прихода
— Женщину по имени Этель Стьюк, — произнесла она сквозь зубы. — Кажется, эта Стьюк живет где-то возле сквера.
— Этель? Да ее дом тут рядом, чуть левее. — Хозяйка указала пальцем в окно. — Должна сказать, что она вдруг стала очень популярна. На днях к ней приезжали две девушки — вот тут прямо, где вы, они и сидели. Одна из них ходила проведать Этель и очень уж собой была довольна. Не понимаю только почему. Этель совсем не похожа на свою сестру — та вот любила поболтать. А Этель — особа недружелюбная. Она из тех, кто куска пирога в жизни себе не позволит. Догадываетесь, о чем я? Так что я не понимаю, почему к ней столько визитеров.
— А что это были за девушки, те, которые к ней приезжали? — спросила Джозефина с набитым ртом. Надо признать, что пирог оказался изумительным и почти стоил приносимых ради него жертв.
— Им, думаю, лет по двадцать с хвостиком: приехали из самого Лондона, всего на день. Я их запомнила потому, что они заказали все виды пирогов, что у меня только есть, и мне пришлось попросить их заплатить вперед — тут ведь рисковать нельзя, верно? Та, что хорошенькая, за все заплатила — сказала, они кое-что празднуют и будут это праздновать еще не раз.
Интересная история, подумала Джозефина. Она ни на минуту не сомневалась, что речь шла о Марджори и Люси, и ей стало грустно от того, каким недолгим оказалось их празднование. Арчи уже, наверное, знает, чем оно было вызвано.
У двери раздался спасительный звонок, и миссис Рейнолдс, оставив наконец Джозефину в покое, кинулась накрывать еще один столик. Вместо того чтобы снова приняться за чтение, Джозефина мысленно вернулась к прочитанному ранее, и в памяти ее вдруг всплыли строки с первых страниц дневника: «Всякий раз, когда я думаю о вас, я чувствую, что мы могли бы сидеть рядом, не говорить ни слова, ничего не делать и ощущать себя счастливыми».
«Слава Богу, эти строки не попались на глаза Джерри, — подумала она. — Ее восторг от предложенного Мартой и столь вожделенного для меня покоя был бы просто невыносим». Джозефина подняла глаза и, увидев пересекающего сквер Арчи, поспешно собрала листы бумаги и затолкала в сумку. Миссис Рейнолдс посмотрела на нее с изумлением, и была права — так вести себя просто нелепо, и с этим пора кончать.
— Хочешь пышку? — спросила Джозефина, когда Арчи сел рядом с ней.
— Спасибо, но уже не хочу. У Этель Стьюк я съел столько пирожных, что хватит до завтра.
Джозефина не удержалась и хитро взглянула на миссис Рейнолдс, которая подошла принять заказ у Арчи. Тот улыбнулся хозяйке, и она, сраженная его обаянием, пришла в страшное смущение, чем весьма позабавила писательницу.
— Будьте так любезны, подскажите, где здесь ближайшая телефонная будка.
— Мой брат вам поможет, сэр. У него магазин на главной улице, что ведет в поселок. И он с удовольствием его для вас откроет.
— Что вы, зачем же так его затруднять. Обычный телефон-автомат меня вполне устроит.