Печально известный наследник
Шрифт:
“Ты не можешь говорить серьезно. Разве ты не слышал, как я минуту назад называл этих людей хищными птицами? Ты не можешь забрать ее из этой комнаты, не говоря уже о Лондоне — не в этом году ”.
“Мы должны, Девон”.
Лондон. Теперь ее будущее лежало где—то в Лондоне, хотя ее мысли никогда не были так далеко, как сейчас. Она соберет кусочки вместе. Носи платья. Ходи на балы. Кэти все еще будет присутствовать вместе с ней? Ее сердце болело за подругу.
“Твоя мать, к сожалению, права”, - сказала Лили. “Чем дольше мы ждем, тем больше историй будет возникать вокруг этого дня. Никто не знает, что произошло, но они знают, что местонахождение
“Лондон, на сезон. После этого? И они называют меня сумасшедшим ”.
“Розалин, дорогая, не слушай своего брата. Все будет хорошо”.
Прекрасно. Это слово, как якорь, застряло у нее в животе. Ничто из этого не было прекрасным. Она видела Итана с ножом в руке. Ей пришлось смириться с тем фактом, что он убил своего брата — из-за нее. И она никому об этом не рассказала. Когда она вернулась в дом, с ее губ срывались слова — такие, как "несчастный случай" и "упал". Почему она солгала ради него? Чтобы защитить свой тайный позор прошлой ночи? Чтобы защитить Итана? В любом случае, это было неправильно.
Все в этом дне было неправильным. Если она верила тому, что видела собственными глазами, Итан Мур убил своего брата, и все же она ничего не сказала. Это тоже возлагало вину на нее. Он не просил ее лгать. “Кэти”, - прошептала она себе. Но она сделала это не для того, чтобы защитить свою подругу. Как она умудрилась меньше чем за день превратить свою жизнь в такую гадость?
“Розалин, дорогая, тебе действительно стоит присесть. Ты что-то побледнела”.
“Мы должны послать за ее подругой. Конечно, они могли бы провести несколько минут вместе, прежде чем мы вернемся в Торнвуд”.
“Я уже спрашивал о леди Кэти. Очевидно, она все еще на своей ежедневной прогулке”.
Это было похоже на Кэти. Она прекрасно проводила день на солнце, не подозревая, что ее семья в руинах. Позволь ей наслаждаться этим днем. Позволь ей жить.
Кто-то фыркнул в углу комнаты. “Так близки к тому, чтобы стать семьей, и чтобы все закончилось вот так”.
“Сейчас, сейчас, Лили, дорогая. Это не конец. Это только начало. Пойдем, Розалин. Мы должны привести тебя в порядок, чтобы мы могли покинуть это место ”.
Мысль о том, что это было только начало, вызвала у нее легкое недомогание. Казалось, что это конец стольким вещам: жизни джентльмена, ее планам замужества, предсказуемому будущему. Все это ушло. И все из-за Итана. Она видела, как он держал окровавленный нож. Она не могла отрицать его вины, но изо всех сил пыталась поверить в то, что видела. Как она могла так ужасно ошибаться в нем? Или, возможно, она была права насчет него с самого начала. Ей следовало довериться своему первоначальному мнению о человеке, которым он стал, и не позволять его тревожному взгляду отвлекать ее. Это была ее вина. Это была полностью ее вина.
Розалин оттолкнулась от столбика кровати, за который цеплялась, чтобы удержаться на плаву последние несколько минут. На голову ей надели шляпу, а на пальцы
Когда они подошли к закрытой двери в библиотеку, она остановилась. Итан Мур был по другую сторону этой двери. Если бы она снова увидела Итана, если бы посмотрела ему в глаза, поняла бы она события того дня? Поняла бы его?
Возможно, он был всего лишь убийцей, не более.
Человек, который убил своего брата и ее планы на будущее, вероятно, потягивал чай и улыбался сам себе за хорошо выполненную работу. Он разрушил ее жизнь и получил титул и поместья - и все это за одно утро. Он, должно быть, так гордится своим достижением. Если бы только она знала степень его истинной натуры, на что он был готов пойти, чтобы делать то, что ему заблагорассудится! Все хорошее в его дразнящей натуре, должно быть, было воображаемым. Если она когда-нибудь снова посмотрит ему в глаза, то скажет все, что думает о его поведении. Независимо от того, будет ли доказана его вина или нет, она никогда больше не попадет под его чары. Она никогда больше так не потеряет контроль над собой.
“Розалин, я знаю, ты хочешь поговорить с лордом Ормсби и леди Кэти, но сейчас не время. Мы должны идти”.
Она медленно кивнула в знак согласия.
Розалин плыла в процессе выхода за дверь. Позже она не помнила, как цеплялась за мать в поисках поддержки или шепота за спиной, когда она уходила. Она не вспомнит ни о погоде в тот день, ни о поездке в экипаже в Торнвуд-мэнор. Однако она всегда будет помнить свою клятву: я никогда больше не подпаду под его чары. Я больше никогда не потеряю контроль над своей жизнью.
* * *
Итан толкнул дверь в личную гостиную Тревора, наполовину ожидая увидеть его сидящим за своим столом. Беззвучный образ его брата, падающего в вентиляционную шахту Восточной шахты, снова, как и весь прошедший день, пронесся у него в голове. Бросив последний взгляд в холл, чтобы убедиться, что он один, он решительно шагнул в комнату.
Тревор всегда скрывал свои мысли и поступки, в отличие от Итана, который всегда был готов рассмеяться или ударить кулаком, в зависимости от ситуации. Он провел девятнадцать лет, живя под одной крышей со своим братом, и все еще чувствовал себя так, словно находился в личных покоях незнакомого человека. Вторжение. Грабеж.
Подойдя к ближайшему окну, Итан отдернул шторы. Он никогда ничего не найдет в темноте, и как бы сильно ему ни хотелось задержаться и впитать в себя последние воспоминания о брате, которого он едва знал, он так же сильно хотел уйти из этой комнаты. Позже будет время оплакать Тревора так, как он должен. Однажды его убийца будет схвачен и предан правосудию.
Его взгляд скользнул по ухоженной комнате. По бокам от камина стояли книжные полки, на которых тома были сложены в соответствии с размером и тематикой, ни один не был неуместен. Стулья были расставлены вместе перед холодной каминной решеткой, но при этом не было оставлено ничего личного, только опрятная гостиная, лишенная жизни. Отсутствие огня только усиливало леденящую атмосферу пустоты в этом месте. Итан на мгновение замер, уставившись на кресло, в котором его брат, должно быть, проводил большую часть своих вечеров. Темно-синее кресло теперь пустовало, как и всегда.