Печать киллера
Шрифт:
Тамара обняла сына за плечи.
– Сделай усилие и прими жизненный вызов: быть одновременно и плохим и хорошим. Не думай, что вокруг тебя все счастливы и порядочны. В людях есть и хорошее и плохое. Ты должен сказать себе, - "да, у меня есть нечто темное и гадкое, и я должен приложить усилие воли, уничтожить это, не дать завладеть второй половиной, светлой и чистой".
– Мама... Ты - идеалиста!
– губы Михаила скривились в мучительной усмешке.
– Если бы все так было просто. Кругом только и слышишь "загляни в себя, найди чистый источник, ощути принадлежность к Вселенскому счастью и справедливости"!
– Михаил замялся, посмотрел на мать.
– Говори!
– у Тамары сжалось сердце от взгляда, каким сын посмотрел на нее.
– Она была любовницей Марата.
– Боже,..
– прошептала Тамара.
– Как это всё гнусно. Мне тяжело слышать, но не потому, что эта женщина спала и с твоим отцом, и с Маратом... Мне безразличны эти люди. Мне больно слышать, что она 'так' обошлась с тобой, с человеком, который любил её. Да, было ли у неё сердце? Как такое может быть...
– Может, милая моя мама. Но... Теперь это уже не важно. Единственно, о чём я жалею, что ты несчастлива с отцом. Я так беспокоюсь... Ты слабая, всю жизнь прячешься от жизни за этими стенами. Что будет с тобой, если всё вокруг тебя рухнет? Мне жалко тебя. Жалко, что нет рядом мужчины, на плечо которого ты бы могла опереться.
– Но... Ты? Ты мой сын... Чьё плечо может быть более надёжным?
Михаил взял руки матери и, крепко прижал к своему лицу.
– Прости, что не смог стать хорошим сыном. Прости меня...
– Простить? За что? Я люблю тебя. Я всегда буду на твоей стороне, чтобы не случилось.
– И я люблю тебя, - Михаил еще что-то хотел добавить но, опустил руки.
– Пойду
Тамара смотрела вслед сыну, гнетущее чувство неудовлетворенности не оставляло её. Она так много хотела сказать сыну, так хотела найти нужные слова. Но что может посоветовать человек, если он сам находится на грани? Если сам неустойчив в этой жизни?
Её нисколько не потрясло признание сына о том, что Крайнова была любовницей сразу трёх мужчин. В конце - концов, каждая женщина решает сама, сколько любовников иметь. Но, то, что Елена спала и с её мужем, и с сыном... Что-то нечистоплотное было в этом, грязное... Такого она никак не ожидала. И Марат... На глазах выступили слёзы. Она вдруг представила, как Марат и Елена, лёжа в постели после секса, смеются над 'старухой'. Знал ли этот художник, что Елена спала и с мужем этой старухи и с сыном? 'Что ж, она получила сполна', - подумала Тамара и ужаснулась этой мысли.
И в то же время, она почувствовала необъяснимую легкость в душе, словно то, о чём рассказал сын... Вся эта мерзость, которая должна была окончательно ввергнуть её в пропасть, неожиданно обернулась для неё потоком свежего воздуха, который, внезапно ворвался в её жизнь, и развеял беспросветную мглу, в которой она жила до сих пор.
Тамара подумала о Романе, этот мужчина пробудил в ней давно забытое: чистое, нежное...
Г Л А В А 12
Раздался знакомый звук клаксона - к дому подъехал "плимут" Марата.
После разговора с сыном, Тамаре была невыносима мысль о том, что она может встретиться с теперь уже 'бывшим' любовником. Одна только мысль о нём вызывала в ней дрожь отвращения. Открыв дверь, Тамара прошла в коридор. Было тихо, только из комнаты Михаила доносились глухие голоса.
Она остановилась, услышав резкий голос Михаила:
– И что же? Я расплатился с тобой до конца. Больше я ничего делать не буду, разговор окончен.
– Нет, не окончен! Или ты забыл, что...
Дальше она не расслышала: Марат, понизил голос, но она явственно ощутила угрозу, прозвучавшую в этом шепоте. Неясная тревога сжала сердце. Спустившись по лестнице, Тамара открыла дверь в гостиную. Муж стоял к ней спиной, засунув руки в карманы брюк, и смотрел в окно.
– Станислав! Мне надо поговорить с тобой.
Собрин нехотя повернулся. Скользнув взглядом по её лицу, не говоря ни слова, направился к бару. Налив себе полный бокал виски, неторопливо подошел к креслу, сел, поджав под себя ноги.
Эта привычка мужа - подживать под себя ноги ясно показала Тамаре, что муж нервничает и находится в крайней степени раздражения.
– Что-то я не вижу адвокатов, - едко буркнул Собрин, делая большой глоток.
– Не старайся, я не поддамся на провокацию. Сегодня приходили из уголовного розыска. Они задавали вопросы, и, поверь мне, очень для тебя неприятные.
– Для нас, голубушка... Для нас! Или ты забыла, что владеем фабрикой на паях?
– Станислав ощерился в ухмылке, оскалив зубы.
– Они говорили о нелегалах.
– Ну и что? Пусть говорят... Доказательства где?
– хмуро, исподлобья, глянув на жену, Собрин поставил бокал. Взял из коробки сигару, щелкнул зажигалкой, закурил. Тамара видела, что он играет... О! Она хорошо знала своего мужа, чтобы не понять: за этой показной невозмутимостью и спокойствием скрывается волнение и страх.
– Пусть подозревают... Дальше что? Надеюсь, ты не наболтала ничего лишнего?
– За моей спиной вытворяешь, черт знает что. Втянул меня в свои сомнительные делишки. Думаешь, буду отвечать вместе с тобой? И не надейся! Тем более, эти молодые люди непрозрачно намекали, что убийство твоей секретарши может быть каким-то образом связано с делами на фабрике.
Собрин подскочил с кресла, от его невозмутимости не осталось и следа.
– Думай, дура! Прежде чем открывать свой рот и обвинять меня в убийстве!
– Отлично, пусть я буду дурой! Но это еще не все.
– Тамара подошла к мужу вплотную.
– Мне показали фотографию женщины, её нашли убитой, они утверждают, что она тоже работала на фабрике. И к тому же у нее пропала дочь! Говори, что происходит!
Собрин замер, со злобным удивлением уставившись на жену.
– Какая женщина? Какой ребенок? Что ты несёшь? С ума сошла?