Печать мастера Том 2
Шрифт:
— На счет — три…
***
Мастерская
Раз-два-три. Раз. Два. Три. Считал Коста про себя, но это не помогало.
Зверь видел мир иначе.
Зверь видел мир, как опасное место, с тысячами линий.
Зверь хочет выжить.
Если он — это я, то…унего есть свой шекк… своя тварь, которая живет внутри… тварь «дурной крови» породу которой
Тварь, которая иногда срывается с поводка, когда он приходит страх.
Тогда его место занимает — зверь, потому что Зверь — не боится.
Но главный тут — он!
Он!
И он не хочет убивать.
Гнев. Ярость. Страх. Агрессия. Желание порвать на куски, на части, причинить боль… желание выплеснуть всю ненависть, которая накопилась внутри…
Он — это я…
Но я не хочу так…
Я — не выбираю это…
Я — могу… смогу иначе…
Я…
Пустынник пошевелился у входа в мастерскую, и вспышку ярости Коста погасил только огромным усилием воли.
«Догнать. Добить».
«У-бить».
И Коста сдался, перестав бороться.
Это — он. Тоже он.
Пора признать, что он — способен на всё, чем десятки зим пугал его Мастер Хо… Принять это. Что Он — «дурной», он — «плохой», он — «способен на всё, если потеряет контроль».
Он — способен-на-всё. Это он способен…он…
Нужно быть хорошим. Нужно быть послушным. Нужно контролировать себя. Нельзя давать себе волю. Нельзя проявлять агрессию. Нельзя позволять дурной крови проявить себя. Нельзя давать Зверю вырваться… нельзя давать тому, что сидит внутри него волю…
Поэтому он спрятал эту часть себя. Глубоко-глубоко. Задавил. Спрятал. Зарыл. Засыпал мусором и текущими задачами. Научился быть как все.
Научился не проявлять злость. Научился при малейших признаках гнева наказывать себя сам… Научился давить это в себе душить…Он — хороший, а потому не может позволить себе…и душил долгие девять зим… убивал в себе Зверя…
А теперь Зверь — вырвался.
Но это тоже — он.
Коста дрожал в темноте, сидя на полу мастерской. Его била крупная дрожь. Он вцепился в камень, и держался так крепко, как будто это якорь…пока он держится за него — его руки заняты и он не сможет причинить вред… не сможет сомкнуть пальцы на чужом горле…
— Уйдд-дд-дд-ии — прохрипел Коста пустыннику, который двинулся, переместившись куда-то, — отойдд-д-д-д…
Коста не смотрел, но краем глаза увидел, как вспыхнула алым фигура раба в темноте.
«Цель».
Он ещё крепче вцепился в камень — пока пальцы заняты,
— Уйди, замри, не дыши, не двигайся. не шевелись… — выпалил Коста одним выдохом.
Не провоцируй. Я не хочу убивать тебя. Не хочу.
Но полыхающая алым фигура раба продолжала манить, а здесь не было ничего другого, на что можно направить свою ярость… свой гнев… своего Зверя… эту власть красного… никого, кроме пустынника и… него самого.
Поместье рода Фу
Личная лаборатория госпожи
Палец пульсировал. Кровь текла потоком.
Осколки фиала валялись рядом.
Надо же было так неудачно порезаться… Сколько зим она это делает, почему именно сейчас… Как же хорошо, что это не второй фиал с ядом…
Эло спешно вытаскивала зубами пробку, чтобы принять кроветвор.
А во втором фиале был яд.
Десятки зим она не совершала таких глупых ошибок.
Пергаменты на столе оказались залиты кровью, и эликсиром… смешиваясь, капли капали вниз, оставляя алые следы на циновке.
Кап. Кап. Кап.
Почему они не отвечают? Почему никто не отвечает ни на один из ее вестников? Она отправила уже с десяток, и менталист не отвечает тоже!
Почему молчит Ней?
Что с ним? Что с Нейером? Что с ее детьми?
Почему алтарь сработал так, как будто было совершено нападение?
Волну силы — слабую, но привычно отчетливую почувствовали все, как далекое эхо, прокатившееся по дому.
Что. С ее. Сыном. Что с ним!!! Она убьет этого шеккова менталиста своими руками, задушит, когда он вернется… если ещё хотя бы раз он посмеет не ответить на ее вестник, оставив в беззвестности…
От беспомощной ярости и полного бессилия на глазах Эло выступили слезы… больной палец дернуло, и она сунула его в рот, позволил себе заплакать — «больно».
***
Мастерская
Коста дрожал от напряжения. Пальцы сводило. Крупные капли пота стекали по вискам.
Он не даст красному сожрать себя. Он не даст поглотить себя. Превратить в того, кто не помнит… Превратить в того, кем не является…
Но Зверь не хотел уходить. Слишком долго он был заперт. Слишком долго путы контроля сдерживали его внутри. Слишком редко ему дозволялось выходит на свободу, прежде, чем снова прятать… закрыть… задушить… уничтожить…