Печать Медичи
Шрифт:
И добрались до реки, до того места, где могучая ива склонялась над водой. Мы нырнули под нее, в прохладу зеленого шатра, и упали на траву, еле переводя дыхание.
Мы лежали и тяжело дышали. И вдруг, сам не знаю почему, на глаза у меня навернулись слезы. Я закрыл лицо рукой и несколько минут пытался успокоиться. А потом повернулся на бок и посмотрел на Элизабетту.
А она спала!
Спала как младенец. И была похожа на своего маленького братишку, малютку Дарио, который тоже спал вот так, закинув ручки за голову.
Во
Когда мы вернулись, Бальдассаре был во дворе. Он помогал Паоло слезть с лошади. Оказавшись на земле, Паоло двинулся к нам, шатаясь и спотыкаясь.
— Брат! — заорал он, широко раскинув руки.
— Паоло! — Я протянул руку, чтобы поддержать его.
Он поглядел на меня.
— Маттео, брат мой! — сказал он.
Глаза его были похожи на горящие угольки.
— У меня был и другой брат. Он умер.
— Знаю, — мягко ответил я.
— Я убил его.
— Нет, ты его не убивал.
— Нет, убил. Их всех убила моя трусость.
— Нет, Паоло! — упрекнула его Элизабетта. — Никто не мог помешать тому, что произошло в Переле.
— Я мог помочь.
— Нет! — настаивала она. — Никто ничего не мог бы сделать, чтобы спасти нас.
— Но я оказался трусом, — не унимался он. — Я должен был хотя бы попытаться.
Элизабетта покачала головой, но больше не произнесла ни слова. Она только взглянула на Бальдассаре. Тот шагнул вперед и, подставив плечо, повел Паоло к дому, чтобы уложить в постель. По тому, как Элизабетта и Бальдассаре без лишних слов понимали друг друга, я заключил, что Бальдассаре уже не раз помогал Элизабетте в таких случаях и что Паоло частенько возвращается домой не в самом лучшем виде.
Когда я уже хотел садиться на коня и ехать назад в Павию, Паоло вырвался из рук Бальдассаре и снова направился ко мне. Он приблизил лицо вплотную к моему, и его глаза полыхнули странным огнем.
— Скоро! — сказал он удивительно трезвым голосом. — Скоро настанет мое время, и я отомщу!
Глава 54
Я вернулся в Павию тем же путем, каким приехал.
По всем большим дорогам, которые вели на север, шли войска: впереди колонна пехотинцев, за ней — вереница обозов.
Замечая издалека такую колонну, я поворачивал лошадь на запад от дороги и объезжал колонну
Увидев меня, кондотьеры вскочили на ноги, а их капитан, на вид грубоватый и мрачный человек, начал разглядывать и меня, и мою лошадь. Он махнул мне рукой, подзывая.
— Эй, ты! Сюда! — заорал он, поднял винный кубок, инкрустированный драгоценными камнями, и показал мне. — Смотри, какие богатства тебя ждут, если поедешь с нами! Золото! Бабы! Жизнь, полная приключений! Что еще нужно доброму молодцу вроде тебя да еще с таким отличным конем?
— Давай быстрей к нам!
Я коротко поздоровался и покачал головой. Радуясь тому, что впереди уже маячат городские башни, я пришпорил коня.
Хотя уже близилось время ужина, улицы Павии были запружены народом. Особенно много людей собралось в районе Понте Коперто и на набережных. Прибыв в университет, я увидел, что происходит что-то необычное: многие студенты прекратили занятия и собираются уезжать. Фелипе тоже паковал вещи.
— Говорят, Папа повернул против французов, — сказал мне Фелипе. — И заключил союз с венецианцами.
— Как с венецианцами?! — воскликнул я. — А я-то думал, что Папа считает Венецию своим врагом!
— Только тогда, когда Венеция претендовала на Романью, — пояснил Фелипе. — А теперь Венеция согласилась вывести войска из всех тех городов, которые Папа считает своими.
— Французы сочтут, что их предали, — продолжал я недоумевать. — Неужели вы думаете, что даже сам Папа Юлий рискнет вызвать гнев короля Людовика?
— Похоже, что так, — пожал плечами Фелипе. — В любом случае Павия оказывается очень небезопасным местом.
— Она лежит на главной дороге, связывающей юг и север, и, несмотря на все свои башни, недостаточно укреплена для того, чтобы выдержать настоящую осаду. Мы возвращаемся в Милан.
— А что будет с французами в Миланском дворце? — спросил я.
Фелипе развел руками:
— Не знаю.
Атмосфера в Милане была напряженной.
И она отражала настроение всей страны. Правители итальянских городов-государств боялись папских армий и желали обезопасить себя, признав власть Папы. Лишь Феррара отказывалась сделать это. Герцог Альфонсо заявил, что семейство д'Эсте не будет платить Риму церковную десятину и сам он не потерпит, чтобы кто-то вмешивался в дела его правления. Поговаривали, что одной из причин стойкости Феррары была всеобщая уверенность в том, что неукротимая герцогиня Лукреция Борджа ни за что не отдаст государство никакому захватчику. Вместе со своими придворными дамами она лично участвовала в строительстве баррикад у городских стен.