Печать на устах. Рыцарь
Шрифт:
Пламя стремится в дальние дали.
С ним улетают наши печали.
Горе и боль, болезни и беды -
Вот они были, а вот уже нет их!
Танцуй в ночи!
Танцуй, пока горит костёр!
Пока есть в небе звезда,
Чей свет так манит тебя!
Танцуй в ночи!
Открой своей душе простор!
Ты больше не одинок –
Смотри, в ночи костры горят!
Крунху изловчился, подбросив в костер целую охапку хвороста, и пламя весело взвилось ввысь, танцуя вместе с девушками. Склонив голову набок, дриада зачарованно слушала песню.
Костер
Тогда Тайн на четвереньках выбрался из-под одеяла и ползком направился к стволу ближайшего дерева. Добравшись до него, он ловко полез наверх, цепляясь пальцами рук и ног. Привычный к исполнению акробатических номеров и, в отличие от многих своих сородичей, не боявшийся высоты, он легко добрался до развилки, обхватил ветки всеми четырьмя конечностями и тихо пополз к пучку омелы.
Дриада, разбуженная музыкой и танцами, все еще лежала в своем дупле, когда услышала тихий шорох. Кто-то полз к её дому, кто-то чужой нарушил покой дерева. Но она только-только проснулась, была слишком слаба и не могла помешать незваному гостю. Высунув мордочку из трещины, она только наблюдала, покачивая лохматой головкой и исподтишка грозя кулачком, как, добравшись до цели, юноша одной рукой, помогая себе зубами, пытается оторвать цепко державшееся растение. Омела крепко вросла в старый раскидистый ясень, долго не хотела отрываться, но, в конце концов, половина куста осталась в руках юноши, и он, пятясь и щупая опору босыми ногами, стал спускаться вниз. Один раз нога его словно провалилась куда-то. Был миг страха падения, но обошлось…
А вот дриада до самого рассвета тряслась от страха в своем дупле, куда внезапно попала чужая нога, едва не раздавив его обитательницу, и лелеяла планы мести.
Наутро Тайн смущенно, но вместе с тем гордо предложил старой Ханирель кусок отломанного куста омелы, и та сделала больному примочки на синюшные пятна, изуродовавшие его горло.
– Надеюсь, это снимет отеки, - подумала она вслух, - и тогда он сможет нормально глотать.
За ночь неизвестный юноша немного пришел в себя. Во всяком случае, когда женщина склонилась над ним и улыбнулась приветливо, он попытался ответить ей улыбкой, неуверенной и слабой, как у младенца. Но взгляд его оставался таким же безмятежно-глубокомысленным. И он по-прежнему не издавал ни звука.
Наскоро перекусив лепешками и запив их травяным чаем, артисты запрягли лошадей и тронулись в путь. И никто не видел маленькую мордочку дриады, которая внимательно следила за ними из дупла своего ясеня.
Когда же повозка скрылась за деревьями, она выбралась наружу, подбежала к тому месту, где на земле и траве остались отпечатки колес и начала странный танец – прыгая на месте, взмахивая руками, она словно ловила что-то невидимое в воздухе и, поймав, сплетала это что-то в воображаемую ленту. Потом раскрутила ее, бросила, словно
Завершив работу, дриада не забралась в свое дупло, а со всех своих тонких ножек помчалась куда-то в чащу леса.
Долгое время ничего подозрительно путешественники не замечали. Но ближе к полудню, когда наезженная на вид дорога сузилась и превратилась в две простые заросшие травой колеи, артисты заволновались.
– Куда это мы заехали? – вопрошал Тиар, шагавший подле лошадей. – И где дорога?
– Под ногами, - ответил ему идущий с другой стороны Тайн. – Не видишь разве?
– Разве это дорога? Давно заброшенная тропа! В каком столетии по ней проезжали в последний раз?
– Сегодня, - ответил мастер Неар. – Именно сегодня по ней едем мы. Значит, этот раз – и есть последний.
– Тогда предпоследний! – не сдавался юноша, тряхнув бронзовыми волосами.
– Откуда я знаю? Я менестрель, а не пророчица!
– Эй, вы там! – крикнул им мастер Боар. – Не устали? Может, устроить маленький привал?
Он вместе с Дарреном и Крунху подталкивали фургон с боков и сзади, поскольку колеса цеплялись в колеях за все подряд. Дорога и впрямь ожидала желать лучшего, а за последние пол-лиги и вовсе от неё осталось одно название. Разве можно назвать дорогой две глубокие оплывшие колеи, наполовину заросшие травой, на дне которых хлюпала весенняя грязь?
– Нет, - хором ответили ему сыновья. – Сначала надо выбраться на открытое пространство.
Однако через каких-то четверть часа даже эти две колеи пропали совсем. Кругом, куда ни глянь, был обычный весенний лес, где явно не ступала нога разумного существа. Пришлось пробираться вовсе по бездорожью. Лошади спотыкались чуть ли не на каждом шагу. Фургон отчаянно мотало из стороны в сторону, и всем актерам приходилось налегать на борта, чтобы удержать его от падения и помочь лошадям. Чтобы облегчить его, женщины взяли на руки кое-что из вещей. Внутри оставались лишь дети Таши – сама альфара шла у заднего борта, не спуская с малышей глаз, – и больной юноша, который никак не реагировал на происходящее.
Тем более что и лошади стали вести себя странно. Они двигались все медленнее и неохотнее, клонили головы к земле и тяжело дышали, словно тащили огромную тяжесть не пару часов, а несколько дней. Запнувшись о камень, одна из них внезапно споткнулась и еле устояла на ногах.
– Ну, нет! – Янсор, чья очередь была сегодня править лошадьми, решительно бросил вожжи. – Так дело не пойдет! Погодите меня здесь!
Вооружившись двумя ножами из своего многочисленного метательного арсенала, бывший браконьер передал поводья матушке Ханирель и легким шагом устремился в чащу.
– Привал! – объявил мастер Боар.
Таша тут же полезла в фургон, где устроилась рядом с детьми. Артисты последовали ее примеру, рассаживаясь, кто куда, чтобы дать отдых уставшим ногам – шагать по ровной дороге совсем не то, что пробираться по нехоженому лесу. Тем более что на всех навалилась страшная усталость. До полудня еще оставалось немного времени, но актеры чувствовали себя такими же утомленными, как и лошади. Соэль и старая Ханирель, например, сразу легли спать. Остальные терли слипающиеся глаза, борясь со внезапно накатившей сонливостью. А тут еще и неожиданная для весны летняя духота, когда глаза закрываются сами собой…