Педагогическая поэма

Бертолуччи Джоанна

Вика пожала плечами.

– По-моему, самое время, – она усмехнулась. – Было бы странно, если бы я обсуждала со своими друзьями бодрящий эффект улуна и аромат саусепа.

«Ах ты маленькая сучка», – Ольга сузила глаза и прекратила снимать фольгу с горлышка бутылки.

– Мне кажется, ты хочешь еще чаю. Да и сама говоришь, невкусное игристое вино.

– Ну нет, – Вика округлила глаза и схватила ее за запястье, возвращая Ольгину руку на прежнее место. – Плиз, плиз.

Я пошутила.

– Ах, пошутила! – Ольга, рассмеявшись, толкнула ее в бок локтем и тут же приобняла. Стрелка морального компаса прокрутилась вокруг своей оси. Ольга понимала, что плохо себя ведет. Потому что делает это нарочно. Власть над чужими эмоциями всегда пленяла ее. До такой степени, что она не могла устоять перед искушением: если чувствовала слабое место – била прямо в цель.

Отстранившись, она с удовлетворением отметила, как раскраснелись Викины щеки, и заговорила серьезным тоном:

– Тебе все простительно, потому что ты – гений. И ты сотворила просто бомбу. В октябре я даю открытый урок на город. Уже представляю себе лица некоторых товарищей. Они от зависти лопнут. Так что мы не можем не выпить, конечно.

Ольга начала аккуратно раскручивать проволочную уздечку на бутылке вина, опасливо щурясь, потому что всегда побаивалась открывать шампанское и надувать шарики.

– Давайте я?

Отобрав у нее бутылку, Вика открыла ее со сноровкой заправского бармена.

– Талантливый человек – талантлив во всем, да? – Ольга расхохоталась и снова приобняла ее. Похоже, шардоне в сочетании с пивом слишком ударили ей в голову.

– Ну, я не буду с вами спорить.

– Правильно, терпеть не могу, когда мне возражают.

Андрей говорил, что никто не может быть с ней искренним, потому что она не любит слушать правду о себе. Чья бы корова…

Ольга разлила брют по бокалам. Ее явно заносило куда-то не туда, но она не могла отказать себе в удовольствии понаблюдать за Викиной реакцией. Люди обоих полов обычно велись на совершенно несложные приемы. Флиртовала Ольга так же естественно, как дышала. Наверное, с ученицей не стоило бы, но поебать. Она подняла бокал и, сдвинув на переносице воображаемые очки, постучала по нему вилкой.

– Гм-гм. Минуточку внимания. Уважаемая Виктория, вам выносится благодарность от лица грядущих поколений балбесов. Обещаю, что твоя блестящая работа навеки займет почетное место на стене в моем кабинете! В общем, я считаю, мы с тобой не зря убили почти три недели.

Вика снова покраснела:

– Я, наверное, буду скучать по этому… всему.

– О, не беспокойся, не успеешь моргнуть, «и снова третье сентября», – напела Ольга, от чего Вика брызнула вином.

– Это старый мем, – она промокнула губы.

– Ты хотела сказать, баян? – Ольга улыбнулась.

– Что?

– Баян – это прародитель мема. Такой он, антропогенез –

бессмысленный и беспощадный, – пробормотала Ольга, в голове промелькнуло унылое «и сама скоро превращусь в такой вот баян».

От выпитого вина щеки Вики разрумянились, а глаза заискрились. Ольга уселась по-турецки, не стесняясь того, что сквозь разрезы платья виднелись голые колени и немного бедра. Вика сидела рядом, очень-очень близко («Надо спросить что за духи, отличный запах», – отметила Ольга лениво, но так и не спросила).

Ей нравилось, как громко и искренне Вика смеется над ее шутками. Нравилось восхищение в ее взгляде. В какой-то момент в порыве чувств Шевелева схватилась за Ольгино колено и тут же, смутившись, извинилась. Ольге стало весело: как мило и неуклюже девочка ее клеит. Ей уже случалось испытывать на себе повышенное женское внимание: однокурсница, типичная пацанка, не дающая проходу на третьем курсе. Мужеподобная пожилая училка в школе, где она проходила практику, норовящая при случае обнять по-матерински. Ольга находила это все скорее забавным, чем отталкивающим. Никакого влечения к женскому полу сама лично никогда не испытывала, ну если не считать Мадонну, с которой она бы с удовольствием трахнулась. Хотя если быть до конца честной: у нее так давно не было секса, что она бы и с Шевелевой замутила, если бы не высокие моральные принципы.

Ольга сжала Викины пальцы:

– Чего такая напряженная?

– Я? – Вика растерялась. – Я не знаю…

– Разведу сейчас кальян. Будешь?

– Конечно, – в Викиных глазах засверкал предсказуемый восторг.

– Ну только смотри, не проболтайся никому о моем непедагогичном поведении, – Ольга усмехнулась. – И так уж наши старперши про меня всякое болтают.

На плите потрескивали кокосовые угли. Ольга щедро отмотала салфеток и завернула в них слишком влажный, но безумно ароматный табак, привезенный из Стамбула.

– Терпеть не могу особ, которые палят других в соцсетях и вообще перемывают людям кости, – Ольга оседлала любимого конька. – Особенно всяких лицемерок, которые маскируют свое пошлое любопытство за добрыми побуждениями.

– Это вы о ком? – спросила Вика. – Не представляю себе, чтобы вы кому-то могли не нравиться.

– Не знай, – Ольга рассмеялась. – Мне скрывать нечего, но не люблю, когда мою жизнь обсуждают. Дыня и клубника, норм?

Вика подняла большой палец.

Лед падал в кальянную колбу, наполненную водой, с громким аппетитным бульканьем. Ольге пришлось немного протрезветь и сфокусироваться, чтобы дырочки на фольге между табаком и углями были идеальными. Появилось знакомое предвкушение. Вот сейчас можно будет расслабиться в клубах ароматного дыма и забыть о том, что вокруг одни идиоты.

– Держи, – она протянула Вике мундштук и откинулась на подушки. – Это кайф.

Ольга прикрыла глаза, в памяти отчего-то всплыло искаженное гневом лицо Андрея: «Так и останешься одна. С тобой никто не уживется!»