Педофил: Исповедь чудовища

Крыжановский Пётр

— Ему выкололи глаза, потом изнасиловали несколько раз, а потом чем-то наподобие отвертки убили, оставив на теле семьдесят три прокола. Дело до сих пор не раскрыто.

Ирония, сопровождавшая беседу с напарницей, исчезла с лукавого лица Стива. Он помнил лекции, которые посещал во время обучения в академии, и показанные там жуткие черно-белые фотографии жертв легендарных убийств, которые повергали его в шок и заставляли усомниться в правильности выбранного пути. Порой на этих фотографиях были изображены несовершеннолетние жертвы. Когда подобные слайды оказывались в проекторе, аудитория испытывала особый шок, заключающий в себе не отвращение или ужас, а совершенное непонимание того, каким

монстром надо быть, чтобы совершить подобное. Наверняка у таких людей должно быть что-то не то во внешности, быть может, даже некая легкая мутация в теле, указывающая на то, что человек превращается в чудовище.

— Я все это рассказала не потому, что дура, которой нечего делать, — аккуратно давила на Стива Хеллен. — А потому что моему напарнику было бы правильно знать, что у нас в городе живет человек, врущий о том, кем он является, некогда связанный с подобным делом. Даже если он тут ни при чем. Убийцу-то не нашли.

Стив мягко влился обратно в кресло, и Хеллен исчезла из виду за перегородкой, разделяющей рабочий стол на две части. Повернув голову, он, поникнув и самую малость побледнев, посмотрел в окно.

— Он переехал сюда буквально через пару месяцев после того, как с ним говорили полицейские.

— А что его сосед, у него есть подобные мрачные истории? — не отрываясь от созерцания укрытой снегом церкви, спросил напарник.

— У того все чисто, но как по мне — чересчур. Я расспросила соседку о нем. Она сказала, что вечно вылизанный. Хорошо выглядит, хорошо пахнет, но не гей. Девушки нет. Родители погибли в автокатастрофе, когда был еще совсем юным. Друзей нет, мало с кем общается, — Хеллен глубоко вздохнула. — Но, может, ты и прав, и я себя накручиваю от безделья.

Хеллен не увидела, но ее напарник молча покачал головой, выразив свое несогласие.

— Давай съездим к ним, — внезапно предложил он. — Ты ведь не успокоишься. Я тебя знаю.

Оторвавшись от компьютера, Хеллен встала из-за стола и с явной заинтересованностью подошла к Стиву. Присев на стол перед ним, она посмотрела на него, азартно прищу­рившись.

— Предлог?

— Штрафы, парковка, звонок обеспокоенных соседей.

— Хм… Они все вовремя оплатили, а ближайшие соседи от них в десяти милях.

Стив молча встал. Выдвинув верхний ящик своего рабочего стола, он взял оттуда полицейский значок и оружие. Засунув пистолет в кобуру на поясе, он, все так же молча, подошел к дверям кабинета. Сняв с черной стоящей в углу тонкой металлической вешалки свою зимнюю куртку, Стив обернулся и, посмотрев на напарницу, сказал:

— Поехали, найдем причину по дороге. Cкажем, что нам его рожа не понравилась.

Хеллен улыбнулась.

— Вставай! — донимал ее напарник. — Здесь и вправду что-то нечисто. И вранье, и чрезмерная аккуратность, и смена места жительства этого Говарда после убийства мальчика. Ты победила и сделала меня тоже параноиком. Надо за ними понаблюдать. Но пообещай мне…

— Что? — настороженно поинтересовалась Хеллен.

— Если мы ничего не найдем, мы забудем обо всем этом и не будем портить жизнь людям.

— Хорошо, — нехотя согласилась напарница.

Глава 9

Строгий, очень уверенный звук шагов пронзал просторный светлый коридор. Это был Альфред…

Не зная его, при первой встрече может показаться, что он самую малость светится. Не способный удержать внутри уверенность и невероятную волю, он напоминал супергероя, изображенного на агитационном плакате, призывающем пополнить ряды полиции. Единственная причина, почему он не оказался на подобном плакате, — в его излишней закрытости, нежелании привлекать к себе внимание и постоянной занятости.

Альфред был полицейским.

С одной стороны — такой же, как и все остальные, с другой — отличался от основной массы сослуживцев совершенно во всем. Он любил свою работу, искренне считая, что делает этот мир лучше, не спеша вычищая Авгиевы конюшни — улицы города, которые, несмотря на чистые тротуары, были пропитаны грязью.

Будучи хорошим полисменом, он никак не мог побороть свое честолюбие, желание ни при каких обстоятельствах не отставать от достигнутых самим же собой результатов. Всегда сосредоточенный, глубокий, уверенный в собственном чутье, он будто свинья, находящая трюфели под землей, мог отыскать человека, преступившего закон. Мужчина мог неделями наблюдать за одним и тем же человеком, уже подозреваемым или тем, кому предстояло таким стать, и всегда этот человек оказывался преступником. Альфред брал его с поличным, чтобы тот не смог отвертеться, выдумывая нечто невнятное, с испуганными глазами бормоча, что его неправильно поняли и все происходящее огромная ошибка или чудовищная случайность. Альфред не обладал обонянием на уровне охотничьей собаки, но в подобные моменты он очень хорошо чуял лживую ссыкливую сучку, от которой невыносимо воняло паникой и страхом.

Являясь простым патрульным, он не имел собственного кабинета, однако стена, рядом с которой стоял его стол, была богато декорирована многочисленными благодарностями и грамотами от властей города за смелость, доблесть, прилежную работу. Одним словом, за стальные яйца, которые и вправду имелись у Альфреда.

Коридор начальной школы Грехам Хилл был залит приятным теплым светом. Солнце в конце нынешнего лета оказалось не очень жестоким, поэтому не было необходимости прятаться от него, опуская на окнах жалюзи. Одноэтажное здание учебного заведения для самых маленьких было пронизано спокойствием, детской безмятежностью и энергией безопасности.

Альфред остановился посреди уютного коридора, у стен которого стояли невысокие темно-синие металлические ящики, в которых ученики хранили необходимый инвентарь и любимые безделицы. Из-за дверей отовсюду доносилось еле слышное журчание голосов. Дети активно общались с учителями, а те им что-то рассказывали, пытаясь втиснуть в их головы нечто, что сделает их счастливыми, ну или хотя бы позволит им не стать в будущем неудачниками, такими, как сами учителя.

Альфред любил этот момент тишины и совершенного покоя, когда по его спине, прежде чем он появлялся в классе, будто супергерой из комикса, начинали бежать мурашки. В это мгновение он переставал быть простым полисменом и превращался в образ, способный действительно сказаться на будущем совсем еще маленького человека. Он понимал: слова, что он скажет, повлияют на то, сможет ли ребенок правильно повести себя в непростой, опасной ситуации, или, быть может, именно они станут решающим фактором, способным вызвать в душе малыша желание со временем стать полицейским.

Альфред не мог поверить, что каким-то мистическим образом, из года в год увеличиваясь в размерах, именно из тех, кто выглядит так мило, появляются дикие подонки. В его голове не укладывалась связь между детьми, нежным чистым возрастом, и взрослыми, которых он разыскивал, задерживал и даже, увы, пару раз убивал. Порой он печально размышлял, что где-то по жизни происходит подмена и вместо хорошего ребенка, который покидает этот мир, кто-то создает его клон, который с каждым новым годом превращается в дерьмо, не способное контролировать своих внутренних демонов. Здесь же, посреди школьного коридора, все эта скорбь, весь это рутинный реализм, с которыми приходилось иметь дело Альфреду, оставались позади, пускай ненадолго, но зато где-то очень далеко.