Педофил: Исповедь чудовища
Шрифт:
Изнасилованная душа Альфреда, смотря на беззубого, полуголого пузатого малыша, разорвалась на миллион маленьких кусков. Веселые, игривые, яркие серо-голубые глаза, излучали бесконечную радость и счастье. Детская крошечная попка в цветастом памперсе комфортно устроилась среди мягких подушек на маминой и папиной кровати. Эндрю, смеясь, пытался по-детски неуклюже хлопать.
— Чьи-то грязные руки… — сквозь зубы говорила рыдающая миссис Митчел, приближаясь к Альфреду, — схватили его в тот момент, когда он кричал и звал меня на помощь. Мерзкие безжалостные сжимающие пальцы волочили его из школьного автобуса, желая навредить, причинить боль, убить самым страшным образом или изнасиловать. Мой Эндрю испытывал дикий страх и боль, когда это происходило,
Альфред не отрывал взгляда от славной обезоруживающей мордашки, запечатленной на фото.
— Простите, — грустно сказал он, собираясь сбежать от потерявшей рассудок несчастной матери. — Я больше к этому отношения не имею.
Из мокрых рук мисс Митчел выскользнула рамка, упав на асфальт, она разбилась.
— Нет, Эндрю! — выкрикнула она, упав на колени, поднимая с тротуара осколки стекла, пытаясь вставить его обратно. — Нет, вернись, прошу! Эндрю, вернись!
Альфред смотрел, как та резала себе руки и кровь капала на фотографию. Не выдержав муки, он подскочил к миссис Митчел и, попытавшись взять ее за плечи, стал поднимать с мокрого асфальта.
— Что вы делаете, престаньте! — беспомощно пытался вернуть он ее к жизни. — Вам нужно к врачу, слышите?
Выронив из рук острые осколки, обезумевшая женщина, стоя на коленях, схватилась за брюки Альфреда.
— Умоляю!.. Верните мне Эндрю! — кричала она. — Я знаю, ему плохо. Он приходит ко мне во сне и плачет, просит, чтобы я его спасла. Прошу, вы же сильный, вы добрый, вы самый лучший, прошу, верните мне его!
Крича, не жалея горла, повторяя одни и те же слова, миссис Митчел захлебывалась в собственных слезах, смотря на незнакомца, как на Бога, способного на все.
К сожалению, глаза, утонувшие в слезах, не видят чужого горя. Альфред, смотря на мать похищенного ребенка, плакал. Дождь скрыл его слезы. В ту секунду под тяжелым, не щадящим никого ливнем он погиб, погиб окончательно и безвозвратно.
— Нет, — оттолкнул он от себя разбитую горем миссис Митчел. — Я не могу так больше, простите, не могу.
Обезумев и потеряв над собой контроль, он ринулся к машине, чтобы навсегда покинуть Индианаполис.
Глава 27
Рано утром не выспавшаяся Рита, открыв двери кабинета оперативников, заглянула внутрь. В пустой комнате, на столе, за которым сидел мужчина, влюбивший ее в себя, а потом разбивший сердце, лежали черный пистолет, удостоверение и значок специального агента ФБР. Сильная темнокожая женщина, созерцая картину, знаменующую точку невозврата, погрустнела. Стянув с шеи белый льняной шарф, она, переполненная грустью и обидой, побрела в свой кабинет. Открыв двери, кинула на стул дождевик и, глянув на стол, замерла.
На нем в прозрачной стеклянной вазе кубической формы стоял толстый туго связанный букет полевых цветов. Белые ромашки, перемешанные с ярко-голубыми васильками, были столь красивы, что на несколько секунд у Риты перехватило дыхание. В нежном букете торчал желтый конверт без обозначений. Неторопливо подойдя к букету, она вытащила его оттуда. Раскрыв письмо, Рита прочла адресованное ей послание.
«Здравствуй, моя драгоценная шоколадная принцесса! Сразу хочу извиниться за то, что украл запасной ключ от твоего кабинета, когда был у тебя дома. Знаю, ты говорила — никакой любовной ванильки на рабочем месте, но тогда, когда мы еще были вместе, мне очень хотелось сделать тебе именно такой сюрприз, оставить букет полевых цветов у тебя на столе до того, как ты войдешь. Наверное, после того, как я повел себя при нашей последней встрече, подобные строки ты читаешь со скепсисом или даже неприязнью. Это справедливо. Но хочу тебе сказать, что важно не только, с какими эмоциями ты читаешь это письмо, но и то, что испытываю я, когда пишу его. Я люблю тебя. Бесконечно искренне, по-настоящему, с полной уверенностью,
Вчитываясь в бесконечно дорогие сердцу строки, Рита, не отрывая взгляд от текста, села за рабочий стол.
«…Мне все равно, что о тебе думают твои подчиненные, мне наплевать даже, что ты думаешь сама о себе. Прости за это. Мне важно лишь то, что я думаю о тебе. Ведь никто, включая тебя, не знает тебя настоящую. А я знаю. Ты волшебная и какая-то сама родная из всех, кого я когда-либо встречал. Именно поэтому мне безумно жаль, что я причинил тебе столько боли своим холодом, молчанием и недосказанностью. Моя нежная, моя самая дорогая Рита, нет слов, которые смоют с меня мою вину. Но, быть может, смоют поступки. Я решил совершить их. Кем бы я на самом деле ни оказался.
Когда-то, когда мне предложили выбрать имя и я стал задумываться над ним, потратив несколько дней на размышления, я выбрал к красивому и не подходящему дворняжке имени Альфред фамилию Хоуп. Мне безумно хотелось, чтобы каждому, кто мне помог, не дал сдохнуть от голода, я мог подарить надежду и сделать для каждого хоть что-нибудь хорошее. Наверняка многие из них скажут много приятного обо мне, но, как мне кажется, я не справился с поставленной перед собой задачей. Я подвел их всех и себя тоже, но самое страшное — я подвел тебя, человека, который поверил мне, который перестал защищаться и, сняв непробиваемую броню, полюбил меня. Я благодарен тебе за каждую волшебную секунду из тех, что ты мне подарила. Они, будто семена, пустили корни и, поднявшись до небес, убедили меня, что я — это я и никем другим больше быть не могу. Так же, как и слезы родителей, чьих детей похитил монстр, которого я не знаю, вы спасли меня. Да, я понимаю, я дал слабину, но ведь подобная мелочь простительна человеку, которому отроду всего два с небольшим года.
Я не говорю тебе „прощай“, Рита, ведь невозможно попрощаться с человеком, навсегда поселившимся в твоем сердце. Со мной навечно останется твое нежное тело, подарившее мне так много удовольствия и ласки, в моих воспоминаниях вечно будут твои янтарные глаза, околдовывающие меня, заставляющие чувствовать себя мужчиной. Со мной всегда будет согревающее чувство, подаренное твоим трепетным сердцем.
Не знаю, кем я был в прошлом. Я не понимаю сам, что происходит со мной в последнее время, но если я остановлюсь и не закончу начатое, я не смогу быть тем, кого ты любила. Не смогу быть тем, кого видели несчастные родители, когда я говорил с ними. А ведь это я и есть, я — специальный агент Альфред Хоуп, ну или патрульный, любящий свою работу. Я навсегда останусь тем, кем вы меня видели. Я люблю тебя, Рита. Нежно обнимаю и целую.
P. S. Думаю, я обнаружил местонахождение преступников, похитивших пятерку из Норт-Вест-Централ, там, по всей видимости, находятся и сами дети. Надеюсь, когда я прибуду туда, они будут еще живы и мне удастся их спасти. В доме, чьи координаты и адрес ты найдешь на обороте, происходило много страшного. Откуда я это все знаю? Без понятия. У меня есть одна теория на этот счет, но она столь же страшна, как и события, наполнившие дом, стоящий меж лесной рощей и бескрайним кукурузным полем. Откуда я знаю о роще и поле? Этого я тоже не знаю, моя драгоценная Рита. Знаю лишь одно: ты найдешь меня там, в этом доме.
Прощай, любимая. Ты была лучшим, что случилось со мной в моей короткой жизни».
Дочитав письмо до конца, взволнованная директор Коулмен перевернула лист, на обороте которого был написан гелиевой синей ручкой подробный адрес и даже GPS-координаты места, в которое отправился Альфред.
— Какого черта тебя потянуло в Айову! — нервничая и думая о плохом, сказала она, пялясь на белый листок бумаги.
Нервно копаясь в карманах пиджака, она отыскала мобильный телефон. Набрав номер Альфреда, она приставила аппарат к уху.