Пегас
Шрифт:
– Но я не могу оставить тебя здесь одного! – Марианна не представляла, как бросит отца.
– Ничего не поделаешь, придется. К тому же со мной ничего не случится. Я не еврей и не сделал ничего опасного, а значит, не нужен нацистам. Дождусь окончания этой ужасной войны, а потом ты вернешься домой, и заживем, как раньше. Но тебе необходимо уехать, прежде чем обстановка станет совсем невыносимой. Невозможно представить, что еще устроит Гитлер.
– А что, если кошмар продлится много лет? – спросила Марианна, вытирая слезы и стараясь казаться храброй.
– Надеюсь, этого не произойдет, скоро все закончится. Но осторожность еще никому и никогда не мешала.
– Кто же позаботится о тебе? – слезы потекли снова, и Алекс улыбнулся.
– Я сам о себе позабочусь. Не беспокойся. Я не пожилой человек, как Пауль, и вполне здоров.
Глава 18
К семи утра Алекс привез дочь на станцию. В поезд садились преимущественно военные и несколько пожилых фермеров. Марианна оказалась единственной женщиной и на миг испугалась, но потом все-таки собралась с духом и в сопровождении отца, который нес в каждой руке по чемодану, прошла в купе. Алекс купил билет первого класса, и выглядела она взрослой, независимой и необыкновенно элегантной: темно-синее пальто, черная шляпка с небольшой вуалью, стильные черные туфли на высоких каблуках. Алекс посоветовал спрятать деньги под одеждой, а в сумочке оставить лишь небольшую сумму.
– Не волнуйся, все будет хорошо, – успокоил он, отдавая дочери паспорт и остальные документы. Марианна смотрела полными слез глазами. Она не представляла, когда снова увидит отца, и старалась запечатлеть в памяти дорогой образ.
– Буду очень скучать, – призналась она, прижимаясь к широкой теплой груди.
– И я тоже, – ответил Алекс, стараясь говорить бодро и выглядеть спокойнее, чем был на самом деле. – О твоем приезде Чарльз сообщит мне через нью-йоркского приятеля. Будь осторожна, ни с кем не разговаривай. – На границе Марианне предстояло пересесть в бельгийский поезд и на нем доехать до Остенде, откуда регулярно ходил паром в английский порт Рамсгит. Из Рамсгита в Хартфортшир можно было добраться на поезде. На станции следовало взять такси, потому что супруги Бейли не знали, когда именно приедет гостья, а сообщить было невозможно. Но Алекс не сомневался, что дочка достаточно самостоятельна и разумна, чтобы справиться с путешествием. Хотелось верить, что никто из военных девушку не побеспокоит. Все бумаги находились в порядке, Алекс сам внимательно проверил. А подпись высокопоставленного офицера гарантировала неприкосновенность.
– Будь умницей, – напутствовал Алекс, услышав паровозный гудок. Крепко обнял дочку на прощание, торопливо вышел из купе и спрыгнул на перрон. Марианна приоткрыла окно и помахала. Шляпка слегка сбилась набок, и выглядела она обворожительно. Алекс знал, что сохранит в памяти восхитительный образ дочери и донесет его до лучших времен, до того счастливого дня, когда сможет встретить ее и отвезти домой.
– Люблю тебя, папа! – прокричала Марианна, когда поезд тронулся. Алекс на шаг отступил от края платформы и с широкой улыбкой замахал в ответ, надеясь, что дочь не заметит слез.
– И я тебя люблю! – отозвался он, понимая, что его уже не слышно. Поезд набирал ход; высокая фигура на перроне превратилась в точку, а потом исчезла окончательно. Марианна закрыла окно, опустилась на диван и тихо заплакала. Ей все еще не верилось, что отец заставил ее уехать, отправил к незнакомым людям. Она даже не представляла, как выглядят эти Бейли, а теперь предстояло у них жить, и, возможно, не один год. Хотелось одного: вернуться домой, спрятаться под одеяло или убежать в конюшню. Она покидала все, что любила с детства, и уезжала в чужую страну, к чужим людям. Вспомнились Николас, Тобиас и Лукас, пришли на память слова отца об их смелости. Они уехали полтора года назад, а казалось, что прошло куда больше времени. Марианна решила, что, как только приедет в Англию,
Алекс ушел со станции с низко опущенной головой, не вытирая катившихся по щекам слез. Сел в машину и медленно поехал домой, чувствуя себя одиноким стариком. Больше нечего было ждать, не о чем мечтать, не к кому возвращаться по вечерам домой. Дорога вела мимо замка Николаса: во дворе стояли, ходили, разговаривали военные. Из ворот выехал на Фаворите полковник, Алекс притормозил, чтобы посмотреть на коня. Полковник обернулся, и он поднял руку в знак приветствия. Тот отсалютовал в ответ, и Алекс поехал дальше, не переставая думать о дочери. Сделка получилась отличной – пожалуй, лучшей в жизни.
На границе с Бельгией Марианне пришлось сделать пересадку, причем с двумя чемоданами в руках. Чемоданы были тяжелыми, но она справилась. Немного растерялась, отыскивая нужную платформу, но спросила у служащего, и тот показал, куда именно надо идти. Она благополучно нашла свой поезд и устроилась в купе. Таможенный досмотр прошел быстро и без проблем, после чего поезд тронулся. В дороге Марианна дремала. Она целый день не ела, однако голода не ощущала, а вот мысли о расставании с отцом вызывали мучительную слабость. До сих пор стояло перед глазами его лицо в минуту прощания. Несколько раз она просыпалась от собственного крика, а в Остенде приехала совершенно измученной. До пристани пришлось добираться на такси, но она оказалась не одна: туда же ехали еще несколько пассажиров. Шел дождь, однако море оставалось спокойным, зеркально гладким. О проливе Ла-Манш ходили зловещие слухи, однако эта ночь выдалась тихой и лунной. Марианна стояла на палубе и смотрела, как растворяется в темноте бельгийский берег. Германия уже казалась недостижимо далекой. Пассажиров предупредили о возможности нападения немецких подводных лодок, хотя судно нейтральной страны подвергалось опасности в значительно меньшей степени. На всякий случай все надели спасательные жилеты.
Морское путешествие продолжалось недолго: небольшой паром прибыл в Рамсгит через час, около полуночи. Таможенный офицер поставил штамп в паспорте и пропустил, несмотря на германское гражданство. Девушка была очень юной, хорошенькой, поэтому он решил проявить снисходительность и не стал задерживать для дальнейшего выяснения обстоятельств. Возле пристани стояли два такси; на одном из них Марианна доехала до железнодорожной станции. До поезда оставался еще целый час, и впервые за весь день ей удалось перекусить. Она умирала от голода, ведь позавтракала в шесть часов утра. Заказала сэндвич и чашку чая, а когда вернулась на платформу, увидела подходивший поезд. Марианна вошла в полутемное купе, освещенное только маленькой синей лампочкой; напротив крепко спала женщина. Проводник помог положить чемоданы на верхнюю полку. Марианна села и посмотрела в черное окно, за которым проносились невидимые английские пейзажи. Это была уже третья страна за день. Усталость взяла свое, и незаметно пришел сон.
Кондуктор разбудил перед прибытием в Хартфортшир. Не причесываясь, Марианна надела шляпку. Она слишком измучилась, чтобы заботиться о внешности, и уже отчаянно скучала по отцу. В чемодане лежал пакет с несколькими его фотографиями и одной фотографией мамы. Найти такси не составило труда. Было восемь утра – ровно двадцать пять часов в дороге. Из Германии удалось выехать беспрепятственно: помогли бумаги, выданные полковником в обмен на липициана. Ее поездка стоила хорошей лошади.
Марианна попросила таксиста отвезти в Хавершем-Касл, и тот внимательно посмотрел на нее в зеркало. Он был немолод и водил машину уже много лет, а потому не стал задавать вопросов: пассажирка смотрела в окно и не была расположена к беседе. На лугах паслись коровы и овцы, среди полей мелькали разрозненные дома, и вот наконец показался огромный замок – раз в десять больше ее родного дома. Он выглядел так, словно служил пристанищем самым страшным привидениям, и Марианна с трудом удержалась, чтобы не расплакаться. Ворота оказались открытыми, видавшая виды машина въехала во двор и остановилась возле крыльца. Марианна расплатилась с водителем, поднялась по массивным каменным ступеням и постучала в дверь огромным медным молотком. Стоя между двумя чемоданами, она не знала, что последует дальше. Дворецкий в смокинге обнаружил ее в состоянии полной растерянности, помятую и изможденную, в едва державшейся на растрепанных светлых волосах шляпке.