Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— А нормальных нема?
— Ну, могу поменять твои на эти, как раз Алмаз сегодня принес. Нема. Были бы — дал бы.
— Беда… Беда-беда-огорчение. А пароли на эту неделю хде?
— Щас распечатаю.
— Та дай свои, я сфоткаю.
— Вы задолбали фоткать, а?
— Не бурчи.
Наверху приходит смска от Мастера, как всегда лаконичная: «Д100 Б170 баки полные купи красных семки и питбуль». Сто литров дизеля на нычке. Маловато. Бенза сто семьдесят, в день мы литров десять тратим… протянем. Треба все-таки рапорт переписать на ГСМ, може, шо и получим. Боже, какой текучкой заняты мои
— Мартин, ты где делся? — ловит меня в коридоре какой-то взъерошенный Вася. — Беги в зал, комбат собирает.
— Зачем? — я только-только сунул сигарету в рот и провожаю взглядом Витю, тащащего новую охапку дров.
— Потом покуришь, беги давай, — Вася отбирает у меня сигарету и сует в карман.
В зале, изрядно опустевшем, толпится кучка ни фига не офицеров, а совсем даже и населения угла комнаты, то есть «молодших командирів». Президент с кем-то уже ругается, Иваныч опять теребит свои ведомости, Викторыч кричит на кого-то… то есть, на меня. Комбат возле буржуйки что-то втолковывает КолеКоле, я подхожу к группе военных и становлюсь, кося взглядом на груду бутылок. Интересно, если Президента таки здесь оставить, сколько мы «булек» воды в «лендик» можем набить? Эх, бусик мой бусик, как бы ты сейчас пригодился…
Сержанты одеты «по красоте», то есть в более-менее чистую форму, делают вид, что совсем не нервничают. Наконец комбат, отбуцнув с пути деревяшку, направляется к нам.
— Струмкааа! — командует Викторыч.
Мы пытаемся выровняться в две шеренги, путаемся окончательно и кое-как вытягиваемся в «двойную кривую».
— Орлы! — довольно говорит комбат, становится прямо перед нами и начинает покачиваться с пятки на носок. Я смотрю на комбатские «таланы» и вдруг замечаю, что они — наиболее чистые из всех в этой комнате. — Соколы! Надежда и опора Збройних Сил! В две шеренги стать не могут!
— Не навчені, товарищ полковник! — рявкает Президент.
Ну все, началось. Когда Сережа волнуется, у него открывается рот и закрывается чувство самосохранения. Он превращается в язву, которая спорит со всеми и обо всем.
— Навчим, — довольно говорит СанСаныч и обрачивается к замполиту: — А ну, Николаич, какой там наказ?
— Двадцать седьмой по личному составу, — отвечает Николаич, не оборачиваясь.
— Наказом номер двадцать семь по особовому складу… присвоїти молодшому сержанту Прези… Кучмі Сергію чергового військового звання «сержант»!
— Ээээ… Служу українському народу… — мямлит Президент, потом одумывается и шагает к комбату.
Викторыч уже откровенно смеется, Вася смотрит на меня и подмигивает.
Через десять минут, закончив со званиями, комбат назначит меня ТВО командира третьего взвода второй мотопехотной роты сорок первого мотопехотного батальона. В моей жизни не изменится ровным счетом ничего, ну, кроме того, что зарплата поднимется ровно на девятьсот гривен. Тоже хорошо, кстати.
Еще через пятнадцать минут мы напхаем в машину двадцать шестилитровых бутылок питьевой воды и поедем в «нижний» магазин в Старогнатовке, к Лине. Купим сигарет, еды, пепси и этого ужасного «питбуля», покурим на крыльце и поедем домой. В пути меня наберет Ляшко и попросит
Почти вечер
— К нам Седой едет, — говорит Вася.
— Зачем? — осторожно спрашиваю я и выливаю ведро холодной воды в стиралку. «Ведро с моторчиком» класса «Малютка» натужно жужжит, перемешивая воду с бельем, сероватая пена подымается шапкой и снова опадает. Стирка. Очень героические будни очень героической пехоты.
— Связь ставить будет. Антенну, все дела.
— Куда? В кунг? — я оборачиваюсь с плоскогубцами в руках. Пластмассовая вертелка на стиралке сломалась, и выставлять время нужно, прокручивая плоскогубцами металлический шпенек.
— Ты стирай, стирай, не отвлекайся. Мне носки чистые нужны. Не знаю, связистам виднее.
— Вася, кстати… А ну, подержи… Вася, я хочу пост написать про аккумы для моторол. Попросить волонтерской помощи.
— Помощи… — вздыхает Вася, придерживая опасно качающуюся стиралку. — А сами никак?
— Я посмотрю цены, если инет подымется. Вечером. Но сразу говорю — дорого. Нам четыре аккума надо как минимум, на четыре радейки. Я ж одну сегодня еще взял у связистов.
— Хоть примерно почем?
— Штука-триста, ну может штука-двести.
— Пять косарей… не потянем.
— Та да.
Мы стоим возле бани — центра нашего маленького мира, я стираю, Вася — за компанию. Здоровый Хьюстон, ужасно одинокий без своего Ляшко, от нечего делать разгружает «лендик», осторожно перенося по одной бутылке, максимально растягивая это нудное занятие. Наверху стучит топором Ярик, забивая дефицитные скобы, стягивая накрытие своего блиндажа, матерится, хэкает, но не бросает. Ярик сегодня хочет ночевать в нем, а не в палатке, и я его очень хорошо понимаю.
А с волонтеркой вообще Вася гайки закрутил. Просим, только если совсем невмоготу, а так сами стараемся. Зарплату подняли, теперь у меня семь-двести плюс четыре-двести за передний край. Одинадцать с половиной, не много, но и не пять-шестьсот, как было осенью. Все скидываемся по двести пятьдесят — и после зарплаты в ротной кассе больше шести штук. Можно позволить себе и воду, и гвозди, и скобы, и вообще много всякой бытовухи… только вот аккумы на радейки очень уж дорого выходят.
— Чуеш, — кривится Вася, — у меня отут болит живот. Справа.
— Вася, это слева.
— Ну а я шо говорю?
— Сильно? Покажи.
— Та хер его зна… Шо там показывать?
— Может ты натер, или опухло.
— Не, — кривится коммандер. — Просто внутри болит.
— Аппендицит?… Хм… Ну, я не медик, но если что — помогу.
— Оооо, в больничку можно закосить… Волновегас, шаурма, чистое шпитальное койко-место..
— Нифига. Ой, а я ж его и вырезать могу. «Шовный» у меня есть, зажимы и тампоны тоже. «Глок» прокипятим. Только я это… Я живого человека еще никогда не шил.