Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— Доброе утро, радио свободного западного Лаоса! — бодро говорю я в «местную» моторолу. — Вас приветствует утренняя программа «Радио Пехота» и я, ваш любимый ведущий Мартин! Еще один прекрасный день на Донбассе! Как прошла ночь?
— «Альфа» норма, — тут же слышен слабоузнаваемый голос Прапора.
— «Браво»… норма, — это уже Михалыч из минометчиков.
— «Альфа», «Браво», объявляю вам одно «зашибись» на двоих и специально для ваших жен, которые уже забыли, как вы выглядите, и нашли утешение у соседей, звучит эта песня! — я подношу рацию к мобильнику, делаю погромче, и Стас Михайлов проникновенно воет на весь террикон «Без тебя, без тебяаааа…».
— Колись
— Не сцы, сардж, из армии не уволят…
Кофе льется в крышку термоса, ежеутренний ритуал, прочно впившийся в нашу жизнь. Привычки нарабатываются в сто раз быстрее, чем в мирной жизни. Особенно привычка к оружию.
Я ставлю РПК, облокотив его о невысокую каменную стенку, рядом с АКМСом Президента, сажусь на сидушку от «Запорожца», выполняющую роль основного предмета интерьера на посту «Чарли», который, в основном, для «охорони та оборони опорника», то есть, охраны блиндажей, и киваю Сереже на нашу микропирамиду.
— Гля. У меня длиннее.
— А в мене товще, — тут же отвечает Президент.
— Шо важнее — длиннее или толще?
— Калібр має значення.
— Спорно, спорно…
Этот пошловатый диалог — тоже часть утреннего ритуала, он с небольшими вариациями повторяется уже примерно сто тысяч лет, то есть, последние три недели. Блин, мы только три недели здесь, а кажется — уже полгода минимум. Интересно, сколько еще просидим? Обещали вроде через три дня нас сменить, да и слухи про вывод батальона крепнут и крепнут. Как и про вывод всей «семьдесятдвойки».
Мы курим и треплемся за перспективы выхода в тыл, оперируя минимумом информации и максимумом домыслов, и в конце концов приходим к тому, что хоть нас и достала здорово вся окружающая донбасская действительность, но в тыл никто не хочет. Мы пережевываем эти темы подолгу, не спеша и не перескакивая, приводя доводы, невнятно аргументируя и обвиняя друг друга в идиотизме. Я, как всегда, пытаюсь выбесить Президента и примерно к концу первого часа и первого термоса с кофе мне это, как всегда, удается. Мы уверены, что вот-вот нас выведут, и ждем этого со страхом, и мы уж точно не знаем, что сидеть нам на этом терриконе остается ровно восемьдесят два дня.
— Гля, свежачок пришел ночью. — Я достаю мобильник и показываю смску.
С неизвестного мтс-ного номера ближе к утру пришло сообщение «Український солдате, кидай зброю, тебе сливають твої командири!»
— «Сливають», — хрюкает Серега. — Ну-ну. Відмили гроші.
— В смысле?
— Ну це ж понятно. Відмили бабло тупо на пропаганду. Наїб@ли москалів.
— Серджио, поясни, бо ото я потерялся в твоем потоке мысли.
— Ну от смотри. — Президент разваливается на подертой дерматиновой сидушке и опирается на скрипнувшую АСТ. — Ось десь там у де-ен-ер є якийсь відділ пропагади. Чи якась структура, яка, тіпа, відповідає за разложеніє нас.
— Разложение — это то, шо ты сейчас делаешь, разлегся тут и вещаешь. Еще и треногу ломаешь. Есть же умное слово «деморализация».
— Та хоть би хєр, нехай буде дєморалізація. І ось їм тре шось робити, шоб освоїти бюджет. Так? Так. От вони рассилку замутили і такіє до кураторів «Провели спєцоперацію, разло… деморалізовано тридцять процентів української армії».
— И шо?
— І то, шо куратори на це ведуться і щє бабла ввалюють. А по факту ж — хєр, а нє дєморалізація. Воно ж нєефективно. Ось ти сильно напугався? Зброю кинув?
— Бггг.
— Отож. Отак вони доять москалів на бабло, рахуй, вже третій рік.
— А.
— Шо ти мене подкалуєш постоянно?
— Хто, я?
Минуты протекают, рассвет окончательно засыпает, и просыпается взводный опорный пункт. Вон не легший спать Сепар потащился в палатку за продуктами, сейчас найдет банку тушенки и сожрет ее с хлебом. От же ж люди, не хотят готовить, шо с ними делать? Мастер в зимних зсушных штанах с подтяжками оценивающе смотрит на груду бревен, рядом сонный Ваханыч кутается в бушлат Мастера, пытаясь подкурить на ветру. Я смотрю на часы. Скоро за Ляшко ехать, а Вася спит. Шо за фигня? В конце концов прошу Мастера сходить тихонько в кунг и глянуть на коммандера. Мастер очень смешно пытается идти на цыпочках в дутиках, но с задачей справляется — Вася спит, завернувшись в свой синий холодный спальник, и намерений просыпаться не проявляет. Я плюю, иду в кунг сам, снимаю командирскую радейку, вытаскиваю из подсумка Васин телефон и ключи от «лендровера». Прикрываю дверку — нехай спит, раз хочет, и без коммандера съездим.
— Мастееер… — зову я, топая обратно на пост.
Президент, бросив рации, пытается установить треногу АСТ посредине дороги. Тренога поломана и ровно становиться не хочет.
— Чего?
— А съезди за Ляшко на заправку, а? Чи постой в наряде, я сам съезжу. Но мне, честно говорю, впадлу.
— Тю, а шо такое? Он же вроде до завтра протерялся, не?
— Не, там беда с билетами для жены. Сегодня вернется. Съездишь?
— Лехко. Жди пять минут, оденусь. Тебе смска приходила от сепаров?
— Ага. Смешная, скажи?
— Ну. «Сливають». Во дебилы…
— Воу-воу, ваенный! Палегше! Ты куда собрався? А крыть блиндажа хто будет? — подходит недовольный Ваханыч.
— Бойовий наказ. Ніхто, крім мене, и все такое. Тре Ляшко встретить.
— В Ваху?
— Не, на «Параллель».
— Поехали.
— Ты ж хотел блиндаж делать?
— Хот-дог же. Свежий.
— А, ну это да. Это конечно. Это решает…
Вася не просыпается, даже когда «лендик» с ревом уносится вниз. Коммандера вырубило всерьез, и я опасаюсь, что его не то что обстрел — запах домашних котлет, которые наверняка привезет Ляшко, не разбудит. Солнце щедро сыпет лучи на тускло-рыжую глину и светлые камни, у меня по-прежнему хорошее настроение. Звонит «Банкир» из Чернигова, просит переслать копию первой страницы паспорта Ярика, бо он к комиссии по УБД готовится и пересматривает документы. Пока Ярик бегает за паспортом, я вижу, что Серега наконец установил АСТ и теперь пытается вести наблюдение куда-то в сторону востока. Варва лузгает семечки и лениво сверху наблюдает за Кирпичом и Доки, которые пытаются найти в бане немного теплой воды, чтобы умыться. Чистюли, блин, какие. Варва доволен, бо сегодня они ночевали в своем новом блиндаже.
Приходят из наряда Прапор с Козачком, Прапор начинает давать умные советы, выбешивая Серегу, Козачок молча допивает мой кофе. Я вспоминаю, что в кунге лежит стократная волонтерская труба, но Президенту об этом не говорю, нехай дитина помучится с допотопной советской АСТ. Приходит молчаливый Федя с непременной термокружкой. В кружке, как всем давно известно, смесь зеленого чая и сахара, примерно один к одному. Хорошо Скорпиону, никто у него не просит «дай попить», такую гадость даже ко рту подносить стремно. Федя садится на перекрытие щели возле «Чарли» и начинает слушать всю эту перепалку. Кажется, мы его развлекаем.