Пехота-2. Збройники
Шрифт:
Документов кипы. Груды. Тонны. Сидящий по другую сторону «совещательного» стола первый зам Маршала, старший лейтенант Алексей Георгиевич Билошицкий, вздыхает, глядя на бумаги, но молчит. Подозреваю — его в кабинете ждут кипы не меньше этих. Повисает тишина, скрипит-черкает ручка, я собираюсь с духом, формирую какие-то слова в предложения, выстраиваю их… и все это рассыпается, не дается, не выталкивается из себя. Молчу.
В кабинете холодно, вечер за окнами посвистывает ледяным воздухом, я ежусь.
— Олег, ты
— Сержант. Оперативного резерва.
— Высшее образование есть?
— Есть. Два.
— Какие?
— КПИ. Электроэнерготехника. И «нархоз», «економіка підприємства».
— Мдаааа, — хмыкает Маршал. — Прямая дорога в патруль, точно. Прям по специальности.
— Ты уверен? — продолжает Георгиевич. — Зарплату тут знаешь? Не сбежишь потом, с криками «Аааа, псы Авакова»?
— Даааа… — тянет Маршал и отталкивает набитую папку к стопке уже подписанных. — Идем покурим.
— Идем.
— Дело даже не в структуре, структура у нас нормальная, это ж патруль. Зарплаты — да… но дело не только в зарплатах.
— А в чем? — На крыльце пронизывает, я запахиваю куртку. Маршал стоит во флиске, ему, кажется, не холодно.
— Это ты сейчас — герой АТО и все такое. Книжку пишешь. Подписчиков в фейсбуке… сколько?
— Тридцать пять тысяч, но кто ж считает?
— Ххха. Тридцать пять тысяч. Сюда придешь — будешь «пластмассовым». Мусором. Половина твоих друзей скажет «Авакову продался», вот как с Васей сейчас. Все, старый, ты уже не «наш защитник», не уважаемый ветеран, ты станешь полицейским. Если станешь, конечно. Ты… готов? Или пойдешь увольняться через месяц? Даже… нет, не в том вопрос.
— А в чем?
— Ты. — Маршал смотрит на меня, сигареты сыпят искрами. — Насколько тебе важно мнение людей о тебе? Тех, других, которые в тебе разочаруются?
— Мне не… Я не буду врать «не важно». Иногда важно, иногда нет. Но мое мнение о себе самом мне важнее.
— Так зачем ты хочешь в патруль?
— Это… это правильная движуха. Я посмотрел… это все надо делать. Мне после армии не сидится ровно — нужно такое… нужно так жить, чтобы не только тебе тепло было и ровненько складывалось, а чтоб еще и польза была. Я… аааа, мля, я не могу толком сказать, сформулировать.
— В армию вернуться не хотел?
— Хотел. Но… семья. Я сына год, считай, не видел. Не хочу опять уезжать. Будет еще мобилизация — не вопрос, а так — нет. Может, кто это за трусость посчитает. За недостаток патриотизма. Просто здесь, на материке… в тылу — тоже есть что делать.
— Ну да… Ладно. Иди. Пробуй.
— Понял-принял.
— Давай… сержант.
На парковке возле Департамента
— Ну шо? Поговорил?
— Та да.
— И шо командир?
— Говорит «Пробуй».
— Пойдешь?
— Пойду. — Я автоматически сую сигарету в рот, приоткрываю стекло, и в окно врывается жесткий ветер, задув огонек зажигалки. — Уже ж сказал. Слушай, а вот объясни мне такую ужасную несправедливость…
— Какую? — Вася выруливает на Народного Ополчения и прибавляет газу. — Шо тебя опять волнует, сонечко?
— От почему на войне в твоем «лендике» нельзя было курить, а сейчас в гражданском «форике» — можно?
— Это единоразовая акция. Один раз покуришь — и все.
— Ладно. Тогда я буду курить долго.
— Давай, поглубже вдыхай, поглубже. — Вася наклоняется и включает магнитолу с флешки.
Вечерний город сыпет огнями, мы тянемся, я смотрю в окно, из колонок опять поет Тарабарова. Та же флешка, что всегда играла в «лендике».
— Я смотрю, ты музыку не сменил.
— А зачем? Мне нравится.
— Опять мы вместе служим, прикинь. Уличная пехота.
— Ну да, неразлучные прямо. Я понял, это меня Бог наказывает за то, что в людей стрелял.
— Чем? — Чччерт, опять пристегнуться забыл. Что-то никак привыкнуть не могу.
— Чем стрелял? Аааа, чем наказывает? Тобой, понятное дело. Опять.
Вася смеется. Я делаю сложное лицо.
— Не вставай против промысла Божьего, раб, покайся. Давай на мак заедем? Че-то у меня нервы разыгрались, жрать хочу.
— Ну, блин, все как всегда… А давай. Слушай… Есть у меня одна идея…
— Мляаааа…. Как же я обожнюю эти твои идеи…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
— Комбат помнит обо мне, и я ни в чем не буду нуждаться;
Он покоит меня на злачных пажитях магазинов и водит меня к ГСМщикам, подкрепляет душу мою на складе РАО, направляет меня на стезе унылой и замполитской ради имени Своего;
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что знаю, что комбат — на связи;
— Мой АК и моя радейка — они успокаивают меня;
— Он приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, прямо на ВОПе; умастил елеем голову мою задачами и наказами; чаша моя преисполнена растворимым якобсом;
Так, благость и милость его сопровождают меня, потому что он знает, какой я чертов злой сукин сын, швыряющий куски раскаленного металла во врагов;
ставящий ОЗМки и МОНки на путях врагов;