Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
Слава Богу, - подумала Анита.
– Если я могу с одного взгляда вызвать у мужчины подобную реакцию, тогда мне ещё не о чем беспокоиться.
Предчувствие смертности, черт побери мою большую мраморную задницу!
Сержант Мисковский
– И что же нам делать?
– спросил Мисковский.
– Двигаться дальше, как будто ничего не случилось?
– Укрытая мешком с деньгами, его щека была прижата к грязному полотну дороги.
– Черт бы меня побрал, если я знаю, - выругался постовой.
– Кто бы не выстрелил
– Так что нам делать?
– повторил Мисковский.
– Я - простой полицейский, а ты - сержант. Вот и решай, что нам делать.
– Я не твой сержант. И что может решать сержант, когда вокруг столько больших начальников? Прежде чем что-то делать, нужно получить приказ.
Полицейский приподнялся на локте и взглянул поверх.
– Там в двери кто-то показался. Видишь? Двое парней. Нет, трое.
Сержант выглянул из-за мешка.
– Они только что открыли аварийную дверь и о чем-то разговаривают. Он замер.
– Слушай, один только что спрыгнул на пути.
Мисковский наблюдал за выпрямившейся темной фигурой, человек оглянулся назад, потом снова повернулся к ним лицом, а потом медленно, нерешительно пошел вперед.
– Он идет в нашу сторону, - хрипло прошептал Мисковский.
– На всякий случай приготовь оружие. Он идет прямо на нас.
Мисковский сосредоточил все внимание на движущейся фигуре и потому не увидел предмета, появившегося в проеме открытой двери. Потом полыхнула ослепительная вспышка, человек на путях шагнул вперед, споткнулся и упал. Туннель множил на выстрелы раскатами эха.
– Господи, - простонал Мисковский, - началось!
Том Берри
Когда машинист двинулся в конец вагона, Том Берри закрыл глаза, взмахом руки подозвал такси - что же ещё ему, черт побери, оставалось делать, сидя в поезде метро, - и поехал в центр, где жила Диди.
– Я ничего не мог поделать, абсолютно ничего, - сказал он, когда девушка открыла дверь.
Диди втянула его внутрь и обвила руками шею, дрожа от облегчения и страсти.
– Единственной моей мыслью была радость, что жертвой оказался машинист, не я.
Она страстно целовала его лицо, губы ласкали его глаза, щеки, нос, потом она потащила его в постель, срывая сначала его одежду, а потом и свою.
Потом, когда они устало раскинулись в постели, переплетя ноги в не поддающейся расшифровке монограмме, он снова попытался объяснить:
– Я сбросил оковы рабства ложным хозяевам и спас себя для дела революции.
Неожиданно он почувствовал, как Диди замерла.
– Ты сидел там с оружием и ничего не сделал?
– Она высвободила свои руки и ноги, разрушив монограмму.
– Предатель! Ты клялся защищать права людей и предал их.
– Но, послушай, Диди, их же было четверо против одного, да ещё с автоматами!
– Во время Большого похода восьмая армия (имеется в виду
– Но я же не восьмая армия, Диди. Я просто одинокий полицейский. Бандиты пристрелили бы меня, только шевельнись.
Он потянулся к ней, но Диди с отвращением увернулась и вскочила с постели. Тыча в него дрожащим пальцем, она заявила:
– Ты - трус.
– Нет, Диди. Рассуждая диалектически, я отказался отдать свою жизнь ради защиты денег и собственности правящего класса.
– Были попраны права человека. Ты нарушил свою присягу офицера полиции, - защищать эти права!
– Полиция - репрессивные щупальца капиталистического спрута, взорвался Том.
– Они таскают каштаны для правящего класса из огня противоречий, горящего над распростертыми телами рабочих и крестьян. Долой полицейских свиней!
– Ты нарушил свой долг. Именно такие люди довели до того, что полицейских стали звать свиньями!
– Диди! Что произошло с твоим Weltanschauung? (мировоззрение (нем.) прим. пер.).
– Том умоляюще протянул к ней руки. Диди отодвинулась в дальний угол комнаты и замерла возле стойки с ластинками.
– Диди! Товарищ! Брат!
– Временный народный суд взвесил твое преступление, штрейкбрехер. Она резко повернулась, схватила его револьвер и направила на него. Приговор - смерть!
Раздался выстрел, комната исчезла. Машинист был мертв.
Начальник окружной полиции
Снайпер специального подразделения, находившийся в туннеле, доложил о выстреле. Первой реакцией начальника округа - ещё до ярости - было изумление.
– Не понимаю, - сказал он комиссару.
– У нас же ещё масса времени.
Комиссар побледнел.
– Они глупо себя ведут. Я думал, им можно доверять по крайней мере до тех пор, пока мы следуем их собственным правилам.
Начальник окружной полиции припомнил остальную часть сообщения снайпера.
– Кто-то в них выстрелил. Вот в чем дело. Это ответная мера. Они играют по своим правилам, все верно, просто это омерзительные хладнокровные чудовища.
– Кто же стрелял?
– Сомневаюсь, что мы это узнаем. Снайпер говорит, выстрел был похож на пистолетный.
– Они не глупы, - протянул комиссар.
– Но безжалостны.
– Именно так они и говорят. Это убийство означает, что они верны своему слову, и лучше нам это учитывать.
– А где люди с деньгами?
– Снайпер сказал, они примерно в пятнадцати футах перед ним. Когда началась стрельба, упали на полотно и все ещё там остаются.
Комиссар кивнул.
– И каков будет их следующий шаг?
Мой следующий шаг, - подумал начальник округа, хотя понимал, что ему ещё больше не понравилось бы, вернее, ещё меньше понравилось бы, отдай комиссар ему приказ.